Корзина покупок пуста!
...В двадцатишестилетнем возрасте Алексей Арцыбушев попал в советские лагеря, через шесть лет его выпустили, но приговорили к вечной ссылке за Полярным кругом. Несмотря на преклонный возраст - в этом году ему исполнлось девяносто четыре года — Алексей Петрович приехал на встречу, на которой делился драгоценными свидетельствами о «потаенной церкви», а также представил второе издание своей книги «Святые среди нас. Путь тайного монашества». Наследник древних аристократических родов, по одной ветви восходящих к Рюриковичам, а по другой — к черногорским царским родам, Алексей Петрович впитал в себя духовные традиции своей семьи. Еще в ХIХ веке над Арцыбушевыми шутили в столичном Петербурге: «Кто на бал, кто в театр — а Арцыбушевы снова в церковь». Мать Алексея Петровича в 26 лет, после смерти мужа, стала тайной монахиней. Среди духовных наставников самого Алексея Петровича были сщмч. Серафим (Звездинский), архим. Серафим (Климков), архим. Серафим (Суторихин). Особенно драгоценным для участников встречи стало то, что в Георгиевском храме в Самарканде, где служил архим. Серафим (Суторихин), А.П. Арцыбушев встречался с молодым тогда священником Павлом Адельгеймом, впоследствии членом нашего братства и ныне священномучеником.
Алексей Петрович рассказал о «потаенной церкви» (которую не следует путать с «катакомбной»), после декларации митрополита Сергия отделившейся (но не отколовшейся) от церкви «сергианской». «Ее служители понимали, что постоянно находятся под дулом пистолета». Они ходили из деревни в деревню, «из хатки в хатку», где их принимали верные духовные чада. Туда же приезжали из города духовные чада священников «потаенной церкви», каждый раз только несколько человек по строгой договоренности. Если в доме была опасность — вывешивали специальный знак, белую простыню или наволочку, и священник, издали увидев предупреждение, разворачивался и уходил куда-нибудь за двадцать километров в другой город. Никаких следов «потаенная церковь» за собой не оставляла, поэтому сейчас о ней можно узнать лишь из воспоминаний ее членов.
Духовный попечитель Преображенского братства священник Георгий Кочетков с большой теплотой приветствовал Алексея Петровича. Он сказал, что потаенное монашество, к которому принадлежали мать и тетя Алексея Петровича, имеет огромное значение: «В каком-то смысле потаенная церковь включила в себя все лучшие тенденции того времени. Это было и монашество-старчество, и монашество в миру, тем более во времена, когда монастырей в стране не оставалось. Какое еще могло быть монашество? Но было и иночество, когда люди формально не носили монашеских одежд, внешне никак не выделялись, мужчины могли не носить бороды, но были настоящими иноками, теми, кто живет «не от мира сего» полнотой веры Христовой. Мы часто сравниваем общинно-братскую жизнь как раз с этим иночеством в миру, потому что можем жить так, как это было в доконстантиновский период нашей истории, когда ни внешним видом, ни образом внешней жизни, ни языком, ничем внешним никто не отличался от людей мира сего… Вот потаенное монашество, вообще традиция такой потаенной церкви прямо приводит к иночеству в миру и соединяет ее опыт, описанный в книге Алексея Петровича, с нашим сегодняшним днем и даже с современной общинной братской жизнью». Он подчеркнул: «Очень важно, чтобы мы почувствовали, что значит наше время, что значит дух нашего времени. Поэтому вся та эпоха требует нашего включения, нашей ответственности и понимания. Мы должны как бы соединять разорванные нити церковной традиции. Нельзя прожить так, чтобы духовные разрывы остались. Мы должны знать, что и сейчас святые есть среди нас». Читать далее...
(по материалам сайта Преображенского православного братства www.psmb.ru)
***
Алексей Петрович давно живет в уединении, в своем доме под Можайском, и до сих пор, несмотря на 94-летний возраст, сильно ослабленный слух, плохое зрение, больные ноги ежевоскресно служит алтарником в местном храме. К нему на беседы приезжают московские священники, с его мнением в церкви считаются. А сам он говорит, что сейчас в нем живет его мать, умершая при неясных обстоятельствах в 47 лет. По его рассказам, она была человеком, который, работая в туберкулезном диспансере с риском заразиться самому, открыто молился за умирающих, облегчая их страдания, покупал и продавал дома, переезжая с места на место, спасая «потаенного» батюшку от ареста, выбегая из горящего дома, хватал не «шмотки», а иконы. Для Алексея Петровича, да и для нас это опыт крестоношения. «Вера - это постоянная борьба с самим собой», - говорит Алексей Петрович, сетуя на то, что церковная жизнь сейчас зачастую приобретает лишь внешние формы, заботясь больше о вопросах, с какой стороны кусать просфорку.
Сейчас самая большая боль и забота Алексея Петровича - это принцип канонизации новомучеников и исповедников российских. Недавно он опубликовал в Интернете письмо к патриарху Кириллу, в котором написал, что принимать решение о канонизации на основании следственных дел нельзя, потому что они лжесвидетельствуют о жизни пострадавших за веру. «Канонизировать новомучеников по протоколам следствия - это значит искать врагов, поступать как инквизиция», - со свойственной ему прямотой утверждает Арцыбушев. К арестованным применялись настолько жестокие и изнуряющие методы допросов, что доведенные до отчаяния и лишенные сил, они могли подписывать какие угодно протоколы, вкладываемые затем в сфабрикованные против них дела. О том, что такое допросы, Арцыбушев знает не понаслышке. В 1946 году его арестовали как входящего в круг знакомых «подпольного» священника о. Владимира Криволуцкого и осудили на шесть лет лагерей.
Алексей Петрович говорит, что чем дольше он живет, тем более явственным становится для него опыт жизни по вере, свидетелем которого он был в детстве. Он видит своей задачей сохранить память о тех людях, которых Господь дал ему в учителя, поэтому делает усилия, несмотря на преклонный возраст, чтобы встречаться с людьми, писать и издавать книги.
Как у меня, так и у многих людей прошедших через жернова сталинских репрессий, некоторые методы работы Комиссии по канонизации новомучеников при Священном Синоде Русской Православной Церкви вызывают недоумение и несогласие. С нашей точки зрения абсолютно недопустимо принимать решения о прославлении исповедников прошедших допросы ОГПУ-НКВД-МГБ на основании протоколов допросов и следственных дел. Это недопустимо для принятия решений о святости новомучеников. По архивным материалам следствия достоинство или не достоинство поведения того или иного подсудимого невозможно установить, и вот почему:
С момента ареста и на протяжении всех месяцев следствия, человека доводили до состояния невменяемости всевозможными методами. После 12-часовых ночных допросов в течение 3-4 недель, без права спать днем, человек мог быть духовно и психологически сломлен. Нужно иметь в виду и те физические пытки, которые применялись к тем, кто не желал подписывать протоколы: карцеры с холодной водой по колено, отбивали почки, топтали сапогами, выбивали зубы, подмешивали в баланду транквилизаторы, лишавшие человека энергии сопротивления. Неудивительно ли, что при этом человек часто подписывал протоколы допроса, не читая. А следователям это давало возможность фальсифицировать все показания подследственного по своему усмотрению.
Главной задачей карательных органов тех времен было состряпать дело на ни в чем не повинного человека и лишить его не только жизни, но и собственного достоинства. В особенности это практиковалось в отношении священнослужителей. В протоколах допросов священнослужителей, а также мирян и монашествующих, могут быть «отречения от Бога и от сана», называния имен и «свидетельство против них» и другие угодные следователям «признания», которых не было. Я знаю, как это делалось. Со мною всё это пытались проделать, но я был молод и сумел не подписать лжи. Я один из свидетелей этих преступлений против человечности, против достоинства и чести личности, и я свидетельствую: протоколы допросов НЕ МОГУТ БЫТЬ ПРИНЯТЫ ЦЕРКОВЬЮ КАК ДОСТОВЕРНЫЙ ДОКУМЕНТ! Материалам следствия нельзя верить!
Я понимаю, что следственные дела необходимо изучать, и принимать «их к сведению», но на их основании нельзя принимать решений о достоинстве или не достоинстве подвижников и исповедников быть причисленными к лику новомучеников.
Мне представляется, что члены синодальной комиссии не могут забывать о применявшихся тогда, в годы гонений, пытках и фальсификациях, когда рассматривают дела тех исповедников, которые прошли через следственные органы НКВД. Если члены КОМИССИИ прошли бы через эти «круги ада», то они бы себя канонизировали безоговорочно и прижизненно. А пока, комиссия не допустила бы в рай: разбойника «благоразумного», изучив его «разбойное досье»; мученика Вонифатия, который до мученической кончины жил блудно. Не было бы у нас 40 мучеников, а было бы - только 39, потому что одного струсившего заменил конвоир, ведший их на мучение. Конвоир-мучитель стал сороковым мучеником. Таких примеров можно найти много среди мучеников времен гонений на христианство. Человек, отдавший свою жизнь за веру во Христа, своей кровью «искупает» грехи всей жизни. Признавая это, Церковь на могилах их служила Литургию. Так почему же сейчас комиссия по канонизации, рассматривая архивы дьявольской власти, лживые от начала до конца, доверяет им?
К примеру: архиепископ Серафим (Звездинский) - достоин, а архиепископ Арсений (Жадановский) - не достоин, «плохо вел себя на следствии»; архиепископ Федор (Поздеевский), «Даниловский», как мы его называли, расстрелянный как и все, НЕ достоин, по архивным материалам КГБ. Священники Михаил Шик, Сергий Сидоров и иеромонах Андрей (Эльбсон) лежат в бутовских рвах вместе со священником Петром Петриковым. Но - сщмч. Петр Петриков - достоин, а оо. Михаил, Сергий и Андрей - нет. Это, по мнению комиссии, а любви Божьей также? Выходит, Владыка, что мы предлагаем Богу святых, а не Он нам?!
Схиархимандрит Даниил (Климков), был представлен на канонизацию и отвергнут комиссией со странной, сталинских времен, формулировкой «не достоин, как изменник родины». Невольно спрашиваешь себя - комиссия при Синоде, или... ?
В 1941 году из Вереи, оккупированной немцами, о. Даниил Климков ушел к себе на родину в г. Львов, где служил в православном храме. При отступлении немцев, он не ушел на запад, а как русский священник, остался, и был тут же арестован и приговорён к 10 годам «за измену родине». А где сама измена? И Верея и Львов были городами СССР. Нет измены, так почему же её нашла комиссия? По архивным формулировкам КГБ сталинских времен, уничтоживших миллионы ни в чем не повинных людей, а также «бесчисленное» количество русского духовенства?!
Ваше Святейшество, я поднимаю перед Вами не вопросы частного плана, а вопросы жизни Церкви, Которой, к нашей радости, Вы есть Первоиерарх. Вопрос этот, видимо, можно сформулировать так: каковы методы и практика рассмотрения дел исповедников Русской Православной Церкви.
С глубоким уважением, Алексей Арцыбушев
Я родился в 1919 году в с. Дивеево, у стен Дивеевской обители, рядом с которым прошло мое детство. Дед мой П.М. Арцыбушев был нотариусом Его Величества, и много благодетельствовал Дивеевской обители. Уйдя в отставку, переехал в Дивеево. Две его дочери ушли в монастырь и окончили жизнь одна в схиме, другая в мантии. Второй мой дедушка, Хвостов Александр Алексеевич, был министром юстиции и внутренних дел в правительстве Государя Императора Николая II. Его жена, по смерти мужа, по благословению старца Алексия Зосимовского приняла постриг с именем Митрофания. Её дочь Екатерина, после смерти матери приняла постриг с именем Евдокия. Мать моя, по смерти моего отца, в 1921 году, овдовев в 24 года, приняла тайный постриг в Даниловском монастыре с именем Таисия. На монашество ее благословил старец Алексий Зосимовский, а духовным наставником ее был архимандрит Серафим (Климков), в схиме Даниил. В Дивееве ее духовным отцом был владыка Серафим (Звездинский), у которого я был посошником, когда мне было семь лет.
В 1946 г. я был арестовал по «церковному делу непоминающих», после ареста священника Владимира Криволуцкого. За 8 месяцев следствия на Лубянке я прошел все круги ада, которые я описываю Вам в своем обращении. Решением ОСО я был приговорен к 6 годам ИТЛ, с последующей вечной ссылкой за полярный круг. Приговорен я был, как сказано было в решении ОСО, «За участие в антисоветском церковном подполье, ставящем своей целью свержение советской власти и восстановление монархии в стране». Не правда ли смешно, если бы не было так грустно? Хорошо, что не расстреляли! После реабилитации в 1956 году, я стал членом Союза Художников СССР.
Спустя много, много лет я написал и издал восемь книг о невыдуманных мною, а пережитых событиях: «Милосердия двери», «Сокровенная жизнь души», «Горе имеем сердца», «Саров и Дивеево. Память сердца», «Матушка Евдокия. Самарканд, храм Георгия Победоносца», «Возвращение» и др.
По материалам сайта www.bogoslov.ru
