Корзина покупок пуста!
Интервью с митрополитом Германским и Центральноевропейским Серафимом (Румынская православная церковь).
Вопрос: Дорогой Владыка! Большая Вам благодарность за то, что согласились найти время и ответить на несколько вопросов. Начну с того, что Ваше имя очень известно в нашем институте, среди студентов, потому что, поступая в институт, все обязательно читают определенный набор литературы, одним из пунктов которого является Ваша статья «Основы христианской жизни». В этой статье есть такой образ: человек, христианин, который стоит с пасхальной свечей и, несмотря на то откровение ада, которое существует в современном мире, свидетельствует о Воскресении Христа. И это свидетельство о Воскресении Христа совершается через аскетическое усилие. Аскеза, исходя из этой статьи, это качество жизни любого христианина. И наполнена она пасхальной энергией. И вот собственно вопрос: как можно увидеть христианскую жизнь, увидеть и ее свидетельство, и свидетельство о Воскресении Христа через призму темы конференции, через общение и уединение? (прим. ред. — имеется ввиду XVIII Международная экуменическая конференция по теме «Общение и уединение», прошедшая 8—11 сентября 2010 г. в монастыре Бозе (Италия)).
Митр. Серафим (Жоантэ): Вы уже видели по первым докладам этой конференции, что темы уединения и общения взаимосвязаны и не исключают друг друга. И это возможно только в церкви, только в рамках христианской жизни. Отец Думитру Станилоаэ, наш великий богослов, говорит, что церковь является лабораторией воскресения. Дело в том, что мы в христианской жизни пользуемся дарами Воскресения Христова, и возможность получить эти дары существует только благодаря жизни в церкви, т.е. это и участие в таинствах, и молитва, богослужение и т.д. Только таким образом мы имеем возможность наслаждаться дарами Христова Воскресения. И это может происходить и в уединении, и в общении с нашими братьями и сестрами, и во всех случаях нашей жизни. И когда мы пользуемся благодатью церковной жизни, благодатью церковных богослужений, мы должны открыть сердце, и только тогда мы будем ими наслаждаться полностью. И именно подвиг помогает нам открыть наше сердце благодати. Поэтому мы говорим о молитве. Молитва — это самый великий подвиг, потому что совсем нелегко правильно молиться и молиться вообще. И, кроме того, мы говорим о посте. Пост, то есть решение не есть, или мало есть, или есть постное по средам и по пятницам и во время поста — это тоже подвиг. Добавим сюда тот факт, что мы еще стоим — и в церкви, и во время домашней молитвы, и совершаем поклоны. Все это участие нашего тела в молитве, которое тоже способствует открытию нашего сердца. То есть подвиг касается всей совокупности человека. И тела, и души. Для нас, для православных, все это очень важно. На западе он как-то немного был забыт, или скорее был заменен другими видами подвига. Например, большей дисциплиной жизни, что, конечно, тоже подвиг; ранними службами, строгим послушанием, очень часто гораздо более строгим, чем у нас. Но мы сохранили традиционную концепцию подвига, которая как раз состоит в основном в ночном бдении, очень длинных службах и молитвах, которые, хотя и утомляют тело, но являются частью этого подвига. Необходимо чувствовать подвиг не как нечто, навязанное извне или свыше, а рассматривать подвиг как нечто естественное, к которому мы постепенно привыкаем и которое ведет нас к свободе, к радости. Надо вникнуть в дух подвига, потому что цель подвига именно это: свобода и радость.
Еще слово о молитве. Сущность и основа всего в христианстве — это, конечно, молитва, которая нас соединяет с Богом. Бог живет через молитву в нашем сердце. И когда мы осознаем это, когда мы сознательно молимся, Бог нас потом одаряет Своими дарами. Но вопрос в том, как хорошо молиться? Эта аскетическая традиция нашей церкви. Великие православные святые, преподобные имели, то есть восприяли молитву, стяжали молитву. Это означает, что они стали, как бы мы сказали современным языком, «экспертами» молитвенного делания. И они нас учат, что когда молишься, надо держать ум сосредоточенным на словах молитвы и не думать ни о чем другом. И только тогда молитва входит и в нас, и нисходит в наше сердце. Ум не рассеивается и, наоборот, притекает к своим корням, потому что ум — это энергия сердца. И ум должен вернуться к своему источнику, то есть к сердцу, именно через молитву — только так это возможно. И тогда сердце открывается опыту благодати, который у нас уже есть с момента крещения, и человек соединяется с Богом. Хочу сказать всем верующим: когда они молятся, будь это в церкви, дома или где угодно, необходимо сделать усилие, сосредоточиться на словах молитвы. Когда мы на богослужении, надо прислушиваться к словам богослужения, прислушиваться к пению, не рассеиваться, удалять все остальные мысли. И это требует от нас усилия, внимательности, сконцентрированности нашего внимания на молитве, на ее словах.
Когда молитва сама собой влилась, вошла в наше сердце — она может быть только личной, один на один с Господом Богом, в уединении сердца, но в этом уединении сердце открывается, и открывается к другим, но это невозможно без благодати, которая ощущается как теплота в сердце и в груди. И через эту теплоту человек открывается ко всем окружающим, к окружающему миру. То есть невозможно молиться уединенно без последующего открытия, обращения к миру. Тут, опять-таки, измерение общения. Человек, который молится, то есть молитвенный человек, который молится правильно, хорошо, не может не открываться к окружающим братьям и сестрам, и не может не относиться с добротой к этим людям.
Вопрос:Спасибо. Следующий вопрос. Владыка, Вы уже отчасти затронули вопрос: кто и как может этот подвиг совершать. Но все-таки в рамках нашей конференции, и это уже заметили, в основном говорилось о том, что эту концепцию подвига сохранили и, собственно, могут практиковать только монахи. Вот в связи с этим только в отношении монахов и говорится, что это те люди, которые полностью себя посвятили Господу. Возможно ли следовать этой концепции подвига, которую православие сохранило, будучи не монахом? И какие формы Владыка видит для общения.
Митр. Серафим (Жоантэ): То, что я сказал, это, конечно, касается восточной традиции подвига, который является монашеской традицией, потому что духовная традиция православия в основном монашеская. Но нет радикального разделения между монахами и мирянами, и свт. Иоанн Златоуст об этом говорит очень ясно. Свт. Иоанн Златоуст напоминает слова Иисуса Христа, когда Он говорит: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5:43-48). Иисус Христос не обращается специально к монахам или к какой-то специальной категории людей, но ко всем людям. То есть все христиане призваны стать совершенными и призваны к обожению. Да, для меня подвиг возможен. Он возможен и для тех людей, у которых есть семья, у которых есть работа. Семья, работа — это уже подвиг сам по себе, поскольку мирянин сталкивается со всеми трудностями, связанными с жизнью в миру. И поэтому если он это делает в вере, надежде, что так угодно Господу Богу, то это тоже подвиг, поскольку сам Бог создал жизнь такой, какая она есть. И мирянин должен молиться, может молиться даже на работе, например. Преп. Серафим Саровский рекомендует мирянам краткие молитвы в течение всего дня. И иногда простая молитва мирянина среди всех трудностей жизни, и сложностей, и работы может быть более чистой, чем молитва монаха, который молится часами и часами находится в церкви. То есть эти пути разные, но они взаимосвязаны и они на самом деле очень похожи. Например, все добродетели монаха, которые он имеет, могут быть и семейными добродетелями. В семье, где есть родители, дети, у них у всех очень много возможностей нести послушания, слушаться, быть смиренными, прощать. И они это делают постоянно. Даже чаще, чем сами монахи, поскольку они все время сталкиваются и живут вместе бок о бок. И такой пример пути христианской жизни является таким же подвигом, если не бльшим, как и подвиги монашеской жизни. Человек в современной жизни сталкивается с большими трудностями, проблемами и сложностями. Брать на себя ответственность за все это и пытаться решить все эти вопросы — тоже подвиг, один из самых больших подвигов, на самом деле. Так же как и болезнь, например.
Человек, который болен, конечно, молится, чтобы выздороветь, но если у него долгая неизлечимая болезнь, то уже тот факт, что он смиряется с этой болезнью и переживает это в душевном покое — это тоже огромный подвиг, на который способен каждый христиан, не только монах. И в жизни у нас, кроме того, могут быть враги, неприятности, напасти. И если мы будем смиренно относиться к этому, прощать нашим врагам, не обижаться, не отвечать, слушаться — то это тоже подвиг. И притом Господь нам постоянно, ежедневно, во всех случаях жизни дает возможность совершать такие подвиги: вести себя по-христиански, сохраняя душевное спокойствие и не отвечая злом на зло, не проявляя агрессии в ответ. Тогда Господь нам поможет и нас укрепит. Я недавно читал рассказ о старце Паисии на Афоне, к которому пришла одна монахиня и говорит: «Отче, я никак не могу достигнуть смирения. Я стараюсь, молюсь, а смирения у меня нет». Он ей ответил: «Ты имеешь ежедневно возможность проявить смирение, когда тебя кто-нибудь осуждает, когда кто-нибудь враждебно к тебе относится и т.д., надо отвечать смирением. И эта возможность тебе предоставляется ежедневно». То есть смирение, добродетели (хотя они и от Бога) не падают с неба. Невозможно сказать себе: «Начиная с этого дня, буду смиренным». Смирение, как и все добродетели, достигаются постепенно, ежедневно, нашими ежедневными усилиями. И каждый день дает нам возможность проявить эти добродетели.
Вопрос: Спасибо. И последний вопрос. Вчера как раз возникла дискуссия в связи с возможным иногда противостоянием монашеской общины и правящего епископа. И понятно, что к какому-то, может быть, даже логическому завершению эта дискуссия так и не пришла, потому что так и непонятно, как должен выявляться не только в этом частном случае, но и вообще в целом голос церкви. Голос самой церкви в церкви. Один из ответов звучал, что голос церкви — это голос епископа. И этот тезис тоже неполный.
Митр. Серафим (Жоантэ): Кажется, свт. Киприан говорит, что «где епископ, там церковь». То есть не существует церкви без епископа. Епископ возглавляет местную церковь. То есть церковь — это живой организм, и его видимая голова — это епископ, который является преемником апостолов, епископ заменяет Христа в церкви, например, на евхаристии. На Тайной вечере председательствовал Христос, и также епископ председательствует в церкви. Он преемник апостолов, чего нельзя сказать о пресвитерах. То есть епископ — образ Христа, но не священник. Священник — образ Христа в отсутствие епископа, но только в отсутствие епископа. В присутствии епископа он уже не Его образ. Да, но епископ тоже человек, тоже грешный, он может ошибаться, он может совершать зло. Но не надо забывать, что он отец, а не хозяин своей епархии. Как и в семье, отец и мать могут ошибаться, могут неправильно действовать, могут совершать зло, но, однако же, они всегда остаются отцом и матерью. То же самое можно сказать о епископе, который остается отцом, главой своей епархии, несмотря ни на что. Конечно, большинство епископов, я думаю, это осознают. Осознают свою ответственность и следят с любовью за своими подопечными. Они окормляют своих подопечных, следят за порядком, за миром внутри епархии, за тем, чтобы были любовные отношения со своими духовными детьми. Конечно, может быть напряжение, конфликты и столкновения между епископом и мирянами. Но это бывает довольно редко, почти никогда такого не бывает. А бывают, скорее всего, столкновения между епископом и монахами или епископом и священниками. И тогда это катастрофа. Тогда действительно что-то не так действует внутри епархии. Это часто бывает между епископами и отдельными монахами или же отдельными священниками, которые, поскольку они более опытны, чем простые миряне, считают, что лучше знают, скажем, богословие или церковную жизнь.
Я не буду специально защищать епископов, которые тоже могут ошибаться, могут быть виноваты и те и другие. Главное, чтобы все эти вопросы решались в терпении, со смирением и любовью. И чтобы решение этих вопросов было бы мирным. И, прежде всего, надо сохранить единство церкви, единство епархии, если кто-то отделяется, откалывается, это самое ужасное. Разделение, раскол — это самый великий грех в церкви. То есть надо любой ценой спасти единство. Кроме тех случаев, когда епископ — еретик. И драма христианского мира в течение веков — это именно расколы, разделения между христианами, когда люди не понимали друг друга и следовали собственным интересам. В истории церкви такие расколы, разделения обусловлены, прежде всего, человеческими причинами, личными интересами и т.д., а не богословскими вопросами.
- Большое спасибо, Владыка!
