Корзина покупок пуста!
(Говорено Генв. 12; напечатано в Твор. Св. От., в Москов. Вед., Губерн. Вед. 1850 г. и в собр. 1861 г.)
Один из Греческих Царей, создав один из знаменитейших в Христианстве храмов, наименовал его храмом Премудрости Божией. Какая мысль произвела сие наименование? — Думаю, та, что Господь наш Иисус Христос, по слову Апостола, есть Божия премудрость (1 Кор. I. 24), и что под именем премудрости (Прит. VIII. 27–29) Он изображен в Писаниях Соломона, с которым Греческий Царь некоторым образом состязался в подвиге храмоздательства. По сему разсуждению и всякий храм Христианский, следственно и сей, в котором теперь мы находимся, есть храм премудрости.
И сия обитель знаний, которая для себя устроила сей храм, и в нем ныне празднуя, воспоминает и освящает день своего учреждения, — которая своим наименованием провозглашает себя вмещающею, или, по крайней мере, подвизающеюся вместить в себе все знания человеческия, не представляется ли по сему обителию премудрости?
И так здесь даже невольно должна придти мысль о премудрости. А с пришедшею мыслию о премудрости не тотчас можно разстаться. Ибо не знаю, найдется ли человек, который бы (если только не совсем утратил человеческия способности), встретясь с премудростию, не пожелал хотя что нибудь у нея заимствовать.
Желаю и я теперь взять хотя небольшой урок премудрости. И поелику едва удостоиваю себя не более, как в ученики ея: то беру на сей раз в учители праведнаго Иова.
Кажется, это достойный учитель премудрости. Он выдержал для сей степени строгое испытание, с совершенным успехом. Три состязателя: Елифаз, Валдад, Софар, семь дней и семь ночей в молчании провели при нем, собираясь с мыслями; потом каждый из них неоднократно вступал с ним в спор, а по них еще и четвертый состязатель Елиус: и все они каждый раз получали от Иова сильный отпор. Наконец Верховный Непогрешительный Судия объявил о сем состязании решительный приговор: не глаголасте предо Мною ничтоже истинно, якоже раб Мой Иов (Иов. XLII. 7). Правда, когда сей верховный Судия продолжил испытание непосредственно Сам, и вошел с Иовом в состязание сквозе бурю и облаки (XXXVLII. 1): тогда мудрость Иова изнемогла, и он признался в своей неспособности далее выдерживать испытание и даже в своей ничтожности: почто еще аз прюся, наказуем, и обличаем от Господа, слышай таковая, ничтоже сый? Аз же кий ответ дам к сим? руку положу на устех моих (XXXIX. 34). Но, видно и в признании своей немощи и ничтожности есть некоторая мудрость: потому что Господь не осудил Иова за сие признание, а наградил; и тем кончил и другое, еще более трудное испытание Иова, в котором адское зломудрие возражало против его мудрости не словами, но жесточайшими бедами: даде Господь сугубая, елика бяху прежде Иову во усугубление (XLII. 10).
И так вы согласитесь со мною взять Иова в учители премудрости. Будьте же внимательны к уроку, который он нам преподает.
Вот он ищет премудрости: премудрость откуду обретеся? и кое место есть ведения? И не находит ея в человеке. Не весть человек пути ея, ниже обретеся в человецех (XXVII. 12. 13). Подумали бы о сем те, которые полагают, что человек сам для себя есть источник премудрости, и что он прядет из себя знание, как шелковый червь шелковую нить, с тою, не в пользу человека, разностию, что шелковую нить умеет выпрясть каждый червь, а нить премудрости медленно, неровно, непрочно, прядет весь человеческий род.
Иов продолжает искать премудрости: но не находит ея и вне человека, в видимой природе. Бездна рече: несть во мне; и море рече: несть со мною. Подумали бы о сем те, которые наблюдением, опытом, изследованием стараются пройти видимую природу в долготу и широту ея и проникнуть в ея глубину; которые, убивая один вид вещества другим, и разделяя оное на тончайшия части, надеются дойдти до дна и основания природы, и на нем построить премудрость. Изследование природы имеет свою пользу, когда открывает ея законы, и чрез то разрушает предразсудки, господствующие над незнающими сих законов; когда открывает в ней силы и средства, удовлетворяющия потребностям жизни человеческой. Изследование природы имеет свое достоинство, и может сделаться путем к премудрости, когда, как говорит древняя книга премудрости, от величества красоты созданий сравнительно Рододелатель их познавается (Прем. XIII. 5), когда очищенному от страстей оку, как говорит Апостол, невидимая Божия творенми помышляема видима суть, и присносущная сила Его и Божество (Рим. I. 20). Но если мы умножаем и разнообразим познания о вещественном, не помышляя о духовном: углубляемся в изследования о тварях, не возвышаясь к Творцу: то, хотя бы познания наши казались обширными, как море, изследования наши глубокими, как бездна, по разсуждению Иова, надлежит опасаться, что ищущему здесь премудрости бездна речет: несть во мне; и море речет: несть со мною.
Между тем Иов высоко ценит премудрость, или, точнее сказать, ставит ее выше всякой цены. Не дастся сокровище за ню, и не извесится сребро на изменение ея. Сии слова возбуждают меня спросить, если можно, сего учителя, как же судил бы он о веке, в котором люди, мнящиеся мыслить и знать более других, торопливо собирают мысли, или, за недостатком их, мечты воображения, наполняют ими книги, усильно распространяют их, единственно для того, чтобы у читающих искусно похитить время, и взять цену сребра. Признал ли бы он, что такия мысленныя и словесныя произведения могут хотя сколько нибудь пробить или уровнять путь к безценной премудрости, или только загромождают его? — Мой Учитель, в отдалении веков, не слышит меня и не ответствует на мои вопросы. Может быть, и хорошо молчание, когда ответ едва ли был бы приятен веку сему.
Наконец Иов открывает, где найдти премудрость: Бог благо позна ея путь: Сам бо весть место ея. Если бы кто сказал, что из сего еще не видно, как человек может достигнуть премудрости: я могу дополнить слова Учителя. Ведомое Богу место премудрости есть Его ум, Его слово, Его дух. И так иди путем, который ведет к Богу, и тем же путем будешь приближаться к премудрости. Путь же к Богу известен: — благоговейное размышление, молитва, вера.
Но Учитель наш и сам дополняет свое изследование о премудрости, указывая на вернейшее к ней руководство, Самим Богом преподанное человеку. И рече человеку: се благочестие есть премудрость, а еже удалятися от зла есть ведение.
Какое простое руководство к премудрости! Имей благочестие, и ты имеешь премудрость: удаляйся от зла, и ты обладаешь знанием.
Опасаться можно, что сие учение может быть недовольно понято и принято некоторыми потому самому, что очень просто.
Неужели, скажут, ничего более не надобно? Неужели бросить все науки? Неужели затворить все обители высших знаний? Нет, возлюбленные соученики, благочестие не есть отрицание наук и знаний: вам именно говорят, и говорят от лица Самаго Бога, что благочестие есть премудрость; а премудрость есть мать, воспитательница, покровительница истинных знаний и полезных наук. И благочестие есть жизненное, руководительное и охранительное начало истиннаго знания. Удаляться от зла значит возжигать светильник просвещения в сердце, и охранять светильник ума от бурь, которыя могут погасить его, или раздуть пожар.
Кто не слыхал о мудрости Соломона? — Умножися мудрость Соломона зело, говорит книга Царств, паче смысла всех древних человек (3 Цар. IV. 30). Глагола о древех от кедра иже в Ливане, и даже до иссопа исходящаго из стены (33): сей одной черты довольно, чтобы усмотреть обширность и разнообразие познаний его. Кто же преподал ему оныя? — Благочестие. Все учебное поприще Соломона, все учебныя пособия его ограничиваются следующим: Господи Боже, даждь мне премудрость и разум. И рече Бог к Соломону: премудрость и разум даю тебе (2 Пар. I. 9–12).
Не всякой сим одним способом учения будет уметь достигнуть подобнаго успеха. И потому, ищущие знания и премудрости, слушайте просвещенных наставников; читайте основательныя и благонамеренныя писания; размышляйте: но не забывайте и урока мудраго Иова; не забывайте и Соломонова способа учения, который предлагается также и Апостолом: аще кто от вас лишен есть премудрости: да просит от дающаго Бога всем нелицеприемне, и не поношающаго, и дастся ему. Да просит же с верою (Иак. I. 5. 6).
Аминь.