Корзина покупок пуста!
Интервью с ректором Свято-Филаретовского института профессором, священником Георгием Кочетковвым
"Портал-Credo.Ru": Отец Георгий, исполнилось 100 лет со дня смерти Льва Николаевича Толстого. Отношение к нему в православной среде очень неоднозначное. С одной стороны, признается, что он великий писатель, а с другой – указывается на его специфические религиозные взгляды, за которые он был отлучен от Церкви. Как Вы относитесь к религиозным взглядам Толстого?
Священник Георгий Кочетков: Конечно, нельзя не отметить юбилей и, конечно, нельзя не признать Льва Толстого одним из величайших в мире писателей. Как нельзя при этом, на мой взгляд, излишне разрывать его творчество и сам образ, личность Толстого. Он очень сильный писатель, но он и очень сильная личность.
Обычно, когда предлагают различать отношение к творчеству писателя и к нему самому, мне всегда представляется это натяжкой, искусственностью, умственной конструкцией. Если мы любим и ценим Льва Толстого как писателя, то мы должны любить его и как личность. Я лично очень люблю многие его произведения, ценю его как человека и считаю его действительно великой личностью, хотя отнюдь не безошибочной.
Конечно, его религиозные произведения, посвященные пониманию Евангелия, или такие как "В чем моя вера" – это вещи, которые в свое время сыграли большую роль, но, на мой взгляд, остались маргинальными в его творчестве. Неслучайно сейчас, кроме специалистов, эти его сочинения никто не читает. Они не представляют особой литературной, а потому и духовной ценности.
Что касается толстовской псевдоцеркви, то она тоже всегда была маргинальной. Это как бы периферия жизни Льва Толстого.
Думаю, многое могло бы сложиться иначе, будь он лучше обихожен в самой Церкви, лучше научен вере. Он был графом и подчинялся неписаным законам жизни высшего общества того времени, поэтому он, конечно, не очень разбирался в тонкостях христианского наследия, мысли, опыта. Очень часто он расхожие представления выдавал за церковное учение – отсюда его конфликтность с Церковью.
Да, у него была великая интуиция, да, он хотел бороться со злом, и само по себе это замечательно. Другое дело – как он это делал или предлагал делать. Кажется, Бердяев в "Философии свободного духа" сказал, что Лев Толстой сделал ошибку, смешав вопросы внутреннего преодоления зла и внешнего ограничения злой воли или злого действия.
Теперь, конечно, в нашей стране, уже зная всю столетнюю нашу историю, мы понимаем, как тяжело это на ней отразилось. Мы понимаем, что русское непротивленчество стало бичом для всего народа, для страны. Это сказалось на последствиях революции: может быть, если бы не было проповеди непротивленчества Толстого, большевики бы и не удержались так долго в нашей стране, да и вообще бы не удержались…
– Неужели Вы думаете, что непротивленчество Толстого настолько повлияло на население России, что определило его отношение к большевизму?
– Очень боюсь, что хотя весь народ российский не знал учения Толстого, однако его знали люди интеллигентные, учителя, а не только люди из высшего общества, то есть все те, кто как раз сыграл очень большую роль в продвижении всяких коммунистических и прочих идей. Они не были совсем уж из простого народа, но они руководили простым народом и они руководствовались этими соображениями. Им это, безусловно, было на руку. Они знали, что и в самом русском народе есть такого рода тенденции, то есть учение о непротивлении пало на благодатную почву.
– Как говорится, "Бог терпел и нам велел"?
– И такая была идеология – очень далекая от христианства, но, тем не менее, она была в самом народе. И Церковь не спешила ее как-то развенчивать, к сожалению. Поэтому здесь все как бы собралось в одну точку.
Полагаю, что в размышлениях о Толстом – при всех его огромных ошибках, при том, что он, волей или неволей, сыграл идеологически большую отрицательную роль в русской истории XX века, – тем не менее, надо немного подняться над этим временем. Нам это очень трудно сделать, ведь мы знаем, какие колоссальные потери понесли страна и народ, вплоть до полного их уничтожения. Но, тем не менее, существуют и другие масштабы в этом мире, и тут я думаю, что сама по себе религиозная мысль Толстого не была великой, а была, скорее, довольно слабой.
Его интуиция больше проявлялась в нравственной сфере, и здесь он был силен. Неслучайно его поддерживал весь мир. Его знали во всем мире именно за то, что он проповедовал добро. И он искал эту проповедь добра в разных религиях, в разных учениях. Да, здесь были и теософские по сути тенденции, это понятно. И все же он искал не чего-то другого, он искал добра. И забывать об этом, на мой взгляд, нельзя.
Толстой, конечно, недооценил каких-то традиций своей страны, своего народа, уж не говоря про государство. Он не смог сделать то, что сделал, скажем, в те же годы Николай Николаевич Неплюев – знаменитый основатель Крестовоздвиженского православного братства на Черниговщине, который создал такие взаимоотношения между людьми, как раз внутри простого народа, которые привели к настоящему духовному возрождению. Но Неплюев с Толстым спорил, и Толстой с Неплюевым тоже. Это были два пути: возрождение народа через труд, через объединение, через возрождение христианских начал любви, милосердия, братолюбия, и пусть упрощения жизни по Толстому.
И Неплюев, и Толстой исходили все-таки из глубины православного опыта в его историческом воплощении. Не того опыта, который взят в чистом виде из Евангелия, а того опыта, который сложился в России к концу XIX – началу XX века.
Мне кажется, что диалог Неплюева с Толстым очень важен сейчас, когда идет возрождение интереса к общинному и братскому опыту в Церкви, когда люди снова начинают прислушиваться и приглядываться к этому опыту, как и к опыту научения, опыту школы, применительно к простому народу – к деревне, к селу, к маленькому городу. И при том, что здесь мы не можем во всем согласиться с Толстым, мы не можем и не учитывать значения его нравственных поисков, его преданности добру, как он его понимал, как он его видел. И как он исполнял волю Божию – он же никогда не был атеистом!
У него были довольно специфические представления о церковных обрядах, таинствах, иерархии, о церковных институциях, о некоторых догматических моментах церковного учения, но он же никогда не сомневался в существовании Бога!
Мы иногда думаем: ах, его же отлучили от Церкви! Хотя на самом деле отлучили не от Церкви – его отлучили от причастия, и никакой анафемы не было – это же очень важно. Поэтому за него можно и нужно, на мой взгляд, молиться - об упокоении его души.
Эти поиски Толстого были важны, потому что человек стремился найти прямой путь к Богу. Хотя иногда он сильно ошибался – мы иногда можем удивляться наивности некоторых его общерелигиозных взглядов, – но масштаб, который он взял для себя за норму, был все-таки велик: он хотел объединить весь общечеловеческий опыт. Он был здесь не первым и не единственным, конечно, но в его словах была сила, потому что его сердце было добрым, и это само по себе привлекает.
Когда читаешь все романы Толстого, нельзя этого не признать: он был за любовь, за святую жизнь. И он видел, как редко она воплощается в реальной жизни, и от этого страдал. Мне кажется, что иногда мы за идеологическими рамками забываем об этих вещах, а хотелось бы помнить.
Беседовал Владимир Ойвин,
"Портал-Credo.Ru"
Дополнительная Информация по теме сообщения.
