Корзина покупок пуста!
-В своём докладе, прочитанном на богословской конференции РПЦ, посвященной проблемам этики и аскетики, Вы говорили, что человек становится личностью и обретает подлинную человечность лишь умирая со Христом и воскресая для новой жизни. Как этот акт - и одновременно процесс - связан с реальностью Церкви как Богочеловечества? Возможно ли говорить об аскетике не только личной, но и общинной?
- В ранней церкви христиане как-то очень остро ощущали, что мы ещё не стали по-настоящему людьми, что человек становится человеком только тогда, когда умирает со Христом в крещении, соучаствуя в Его страдании, для того чтобы восстать вместе с Ним, так что «уже не я живу, но живёт во мне Христос». Чтобы почувствовать эту реальность, я думаю, можно вернуться к началу, к книге Бытия. Помните, в первой главе Бог всё время говорит «да будет»: да будет свет, да будет небо, да будет земля, растения, животные и всё остальное? Он говорит - и становится так, они появляются. Но когда речь заходит о человеке, Он говорит: «сотворим человека (по-гречески, a[vvnqrwpoõ - антропос) по образу Нашему». Но при этом Он не творит человека-антропос, а создаёт мужчину и женщину. Мы думаем про себя, что мы - мужчины и женщины - люди, но у нас нет для этого достаточных оснований. Бог в итоге создаёт мужчину и женщину, но мужчины и женщины, как говорит св. Максим Исповедник, в свою очередь, тоже рождают только мужчин и женщин, так что дальнейшая история человечества - это история мужчин и женщин. И только в конце Писания, в Евангелии от Иоанна - четвёртом, последнем Евангелии, духовном, богословском, мистическом, - только в нём Христос говорит на кресте - не так, как в других Евангелиях, где Он говорит: «Для чего Ты меня оставил?», - но говорит: «Совершилось!» - tetevlestai- «совершено, закончено». И я думаю, что Он говорит о завершении Божьего акта творения, того, о котором сказано: «сотворим человека по образу Нашему». Только теперь, наконец-то, является антропос (a[vvnqrwpoõ) - человек! Так же, как несколькими стихами раньше Пилат говорит: «Вот человек!» - ijdou; oJ a[ntqrwpoõ - Ecce homo! Таким образом, творение достигает кульминации в страдании Христа, когда впервые в истории человечества происходит явление истинного человека, в его подлинном величии, которого мы ещё не достигли. Мы - мужчины и женщины, в труде и поте проводящие жизнь, и что бы мы ни делали, мы всё равно в итоге умрём. Но Христос Своей смертью - как я сказал в докладе, и как говорит об этом св. Максим Исповедник, - Своей дарующей жизнь смертью даёт нам возможность свободно и добровольно обратить нашу смерть в крещение со Христом и смерть для этого мира, так что «уже не я живу, но живёт во мне Христос». И через это мы становимся сообразны Христу и обретаем, наконец, подлинное человеческое достоинство, полноту человечества, которая есть в Нём. И именно эта реальность воплощается в церкви. Церковь нам мать, в ней мы рождаемся заново. Рождаемся как сыновья и дочери Божьи, становясь людьми в полноте через таинство крещения и потом снова и снова, слушая слова Писания и церковных гимнов, участвуя в богослужении, во всём, что происходит в церкви, и, конечно, главное - в служении евхаристии, где мы становимся Его Телом и Кровью, приобщаемся Его Телу и Крови, - через всё это обновляется наш ум и мы сами обновляемся по образу Божьему во Христе, сообразуясь с той реальностью, которую Бог явил во Христе.
Что же касается Вашего вопроса об общинной аскетике, в отличие от аскетики индивидуальной... Когда мы возрождаемся во Христе как часть Его Тела - Церкви, где мы живём в общении друг с другом, - это заставляет нас выходить за привычные рамки нашей жизни, преодолевая своё естество. В этом мире мы живём как часть природной, естественной семьи, с родителями, с детьми, со своими национальными и культурными особенностями, со всеми присущими нам природными чертами. Жизнь в церкви заставляет нас это преодолевать, выходить за пределы этой данности. Мой отец здесь уже не только мой отец, но один из многих братьев и сестёр. Мы все - братья и сёстры Единого Бога, Который нам Отец. Мы уже не мужчины и женщины, не иудеи и язычники - все эти культурно обусловленные конструкты разбиваются в реальности церкви, что, однако, не значит, что в церкви нет мужчин и женщин, не говоря уже о том, что церковь всегда находится в определённом месте - есть Русская церковь, Греческая церковь, Церковь Америки (по-прежнему переживающая проблемы роста) и т.д. Но внутри этого конкретного региона есть все те, кто собрались вместе в единое тело, и это требует от нас умаления, кеносиса. Это значит, что теперь важно не то, что я хочу, но то, что я есть как часть этого большого тела. И таким образом рушится мой эгоизм, и приходится учиться тому, что это значит, что в реальности моей жизни есть место другому и другим. Это большая аскетическая задача, с которой не все люди справляются.
- В своей книге «Евхаристия. Таинство Царства» о. Александр Шмеман напоминает, что подлинное возрождение церкви невозможно без ответственности каждого её члена. Как это видение воплощается в сегодняшней жизни Православной церкви в Америке?
- Меня всегда поражает то, насколько верующие люди бывают инфантильны. Большинство верующих, приходя в церковь, с готовностью оставляют мозги за порогом. И сама церковь, и всё, что в ней происходит, дано нам для того, чтобы питать нас, во благо, ради нашего роста в вере и духовном познании. Ради всего этого нам всё и дано: слова, над которыми нужно размышлять в чтении Писания и в гимнографии, богослужение и обряды для участия и восприятия, иконография для созерцания, музыка для слуха - всё это питает нас. Но чаще всего люди предпочитают оставлять ум в прихожей: снимая пальто, оставляют и голову и не принимают, не размышляют, не думают, не воспринимают то, что им даётся. Если бы мы всерьёз услышали, поняли, вошли в это... Я не хочу всё сводить только к интеллектуальному уровню, хотя и интеллект - это часть человеческой жизни, причём не меньшая её часть; наоборот, все отцы церкви говорят об уме как о важнейшей ее части, ибо это отличает нас от животных. Ведь и животные могут видеть, чувствовать, обонять, но размышлять об этом они не могут... Именно это отличает нас как людей.
Если бы мы всерьёз входили в то, что даётся нам в церкви, то нам было бы что дать другим людям, да и миру в целом, для жизни мира. Но это решается только лично, индивидуально: каждый из нас должен это сделать.
- В современной церковной жизни мы нередко сталкиваемся с проблемой страха перед крестом: многие люди, искренне считающие себя членами церкви, даже не задумываются о том, что их вера связана с необходимостью взять на себя свой крест, со служением. На каком пути возможно решение этой проблемы?
- По-моему, самая большая проблема в жизни каждого из нас создаётся нашим собственным эго. Если подумать, сколько времени мы тратим на размышления о том, кто и как нас обидел, кто нам причинил боль, как нас не уважают, не ценят, как нас не замечают в обществе... Всё это для нас важно только из-за того, как мы себя оцениваем, что считаем своим достоинством. Здесь страдает именно наше представление о нашей самоценности. Проблемы создаёт наше ощущение собственного «я», наше эго. Мы полностью соотносим себя с тем, что мы о себе думаем, и таким образом неизбежно сталкиваемся, входим в противоречие с другими «я», с такими же представлениями о себе других людей. Так что самоутверждение как таковое неизбежно создаёт для человека проблемы. В этом смысле страх взять на себя свой крест - очень реальный страх, ведь это смерть для того, что мне всего дороже. Это смерть всему тому, что я себе создал и придумал, чтобы дать себе ощущение самоценности, чтобы придать важность своему «я». Но если подумать, все мои проблемы - именно от этого моего чувства собственного достоинства и самоценности. Так что когда мы наконец начинаем видеть, что всё это значит, что здесь происходит в реальности, только тогда мы осознаём, что крест - не дополнительное бремя, не ещё одна обуза и проблема, но, на самом деле, освобождение от всего этого. Потому что в центре уже стоит не моё эго, и не в нём дело, не оно подвергается риску. Христос говорит: «бремя моё легко». Оно не тяжко, не давит, не обременяет. Бремя (или иго) - это ведь то, что носят на плечах; это и есть крест. У американцев есть такое выражение: «если это не легко, это не то». Если взять на себя крест только «по возможности», сколько смогу, то это всегда будет слишком много, слишком тяжело. Если сказать: я возьму на себя только пятьдесят процентов, только наполовину отдам себя крестоношению, то крест будем невыносим. Если скажете: отдам только десять процентов себя, - всё равно будет невыносимо, один процент - и то много. Если же полностью отдать себя этому ношению креста, так чтобы больше уже не соотносить себя со своим представлением о себе, со своей самооценкой, т.е. всерьёз умертвить в себе ветхого Адама, умереть для себя, для своего эгоизма и для всего, что с этим связано, то крест уже больше не в тягость. Он на самом деле становится легчайшим бременем и радостью, приносящей жизнь. Только он приносит иную жизнь, так что это уже не бесконечное разрастание моего «я», но вместо этого тот настоящий, истинный человек, которым я призван стать, проявляется во мне по мере того, как я умираю для себя, так что «уже не я живу, но живёт во мне Христос».
Беседовала Александра Колымагина,
перевод Натальи Кольцовой
-------------------------
О. Иоанн (Джон) Бэр англичанин, хотя корни у него русские и немецкие. Его прадеда по русской линии послал в Лондон служить священником еще митрополит Евлогий в 1926 г.; его отец также был священником, его рукополагал митрополит Антоний (Блюм); священники также и его брат (в монастыре Св. Павла на Афоне), и шурин (храм Свв. Кирилла и Мефодия в Терривилле, штат Коннектикут, США). Родители его матери познакомились на семинаре выпускников университетов, посвященном Карлу Барту, в Базеле и служили в Лютеранской церкви Германии, где его дед был пастором.
Получив степень бакалавра философии в Лондоне в 1987 г., о. Джон еще год после этого учился в Греции. Потом получил степень магистра философии со специализацией по восточно-христианским исследованиям в Оксфорде под руководством владыки Каллиста (Уэра), который впоследствии стал его научным руководителям и при написании докторской диссертации, рецензентами которой были о. Эндрю Лаут и Роуэн Вильямс, ныне архиепископ Кентерберийский. Во время работы над докторской диссертацией о. Джона пригласили прочитать курс лекций в Свято-Владимирской семинарии в 1993 г., где он стал штатным преподавателем с 1995 г. О. Джон был рукоположен в 2001 г. и, прежде чем занять пост декана в 2007 г., был редактором богословского альманаха Свято-Владимирской семинарии St Vladimir's Theological Quarterly и по сей день редактирует серию «Популярная патристика» для издательства Свято-Владимирской семинарии SVS Press.
Богословские труды о. Джона посвященвы прежде всего вопросам аскетики, антропологии и патристики.
КИФА №16(122), декабрь 2010 года
