Двадцать пять лет прошло со времени чернобыльской катастрофы. Написаны тысячи статей, сотни книг, сняты кинофильмы, изучены до мельчайших подробностей обстоятельства и причины аварии. Именно сейчас, когда на двадцать пятую годовщину чернобыльской катастрофы произошла авария на японской станции «Фукусима-1», специалисты, политики и их избиратели по всему миру вновь обращаются к теме ядерной энергетики. Во все поры общественной жизни проникает страх.
Мнения специалистов о невозможности аварий, подобных Чернобылю или Фукусиме, где-либо еще, мало кого утешают. Ведь двадцать пять лет назад говорили то же самое, указывая на особенности конструкции реактора третьего энергоблока Чернобыльской атомной электростанции. Подсознательно люди ощущают хрупкость этого мира. Даже то, что человек создает своими руками, неожиданно выходит из-под контроля. В русском народе про такие случаи говорят: «Все под Богом ходим». И такая беда может случиться с каждым, только вот реагируют люди на нее по-разному.
После Чернобыля многие вспоминали апокалиптическую «звезду полынь» («чернобыль» по-украински полынь, «фукусима», кстати, по страшной иронии судьбы, переводится как «счастливый остров»), кто-то видел в происшедшем агонию государства, которое в конце своей истории порождало одну беду за другой. И, когда схожая катастрофа случилась в Японии, многие стали их сравнивать.
От некоторых людей приходилось слышать простой вывод: «А, они начали энергично покушаться на наши Курильские острова — вот и результат». Мысль не нова. Странно только, каким же видят Бога те, кто рассуждает подобным образом: «Мы русские — с нами Бог». Слава Богу, пока никто не выбивает на пряжке ремня «Gott mit uns»[1], но мысль и так понятна. Между тем близость к Богу познается часто по отношению к человеку и в действиях самих людей. При всей разности двух катастроф их можно сравнивать именно по этим признакам.
Аварии на Фукусиме и в Чернобыле во многом были обусловлены особенностями их конструкций. Но дальше начинаются существенные различия. В Чернобыле непосредственной причиной аварии стали действия персонала, в Японии — цунами, которое лишило станцию источников воды, охлаждавшей реакторы.
В Советском Союзе уже тогда, когда через разрушенную стенку реактора в атмосферу в огромном количестве поступали радиоактивные вещества, официально все было «замечательно». В Киеве, в двухстах километрах от Чернобыля вниз по реке, люди выходили на традиционную майскую демонстрацию, мало кто знал о масштабах и опасности происходящего.
В Японии все по-другому. Когда ко мне в гости несколько дней назад приезжал приятель и сокурсник из Японии, я спросил его, не боится ли он, а вдруг правительство что-то утаивает. Он, житель Токио, спокойно сказал, что это невозможно: в стране свобода и есть масса независимых источников наблюдения за ситуацией. Попытка хоть что-нибудь утаить заведомо обречена на неудачу, и к тому же дорого обойдется тем, кто попробует так поступить. При этой открытости информации на небольшом, по российским масштабам, и перенаселенном острове Хонсю — полное спокойствие населения. Мой приятель уверенно возвращается в Токио, где намерен жить и дальше.
Ликвидация последствий Чернобыльской аварии — отдельная история. По всей стране есть люди, принимавшие в этом участие. Практически у всех есть родственники, друзья, родственники друзей, которые были задействованы в ликвидации последствий аварии. За несколько лет в пределах тридцатикилометровой зоны поработало более шестисот тысяч человек со всего Советского Союза. Например, из далекой от Чернобыля Тверской области в ликвидации последствий аварии участвовало около трех тысяч человек. Излишне говорить, что сейчас на аварийной Фукусиме работает не более 200 человек и их состав не меняется. Конечно, будут правы те, кто скажет, что Чернобыльская катастрофа куда серьезнее Фукусимы, но дело, как представляется, не только в этом.
Когда происходили события в Чернобыле, мне довелось проходить срочную службу в Москве в качестве пожарного. Я помню, как нас призывали гордиться тем, что главные герои первых часов ликвидации аварии были именно пожарные. Большинство из них не прожило и месяца после последнего пожара в их жизни. Эти люди в высшей степени достойны того, чтобы о них помнили. Один раз, выбегая из караула к машине на пожар, я услышал, как один из прохожих на улице сказал: «Смотри, как в Чернобыле», — и сердца коснулась гордость. Мы, восемнадцатилетние мальчишки думали, что нас тоже отправят туда и, наверное, поехали бы, как многие наши сверстники во время войны были готовы отдать жизнь за свою родину. Такие стремления возвышают душу и вне критики, но мальчишки всегда знают лишь часть правды.
В Чернобыль мы так и не поехали, но год спустя у нас случился свой маленький «чернобыль». Теплой летней ночью последовал, казалась бы, обычный вызов: горел какой-то склад на территории военной части. Приехав на место, наше начальство пыталось выяснить у военных, что собственно горит, но ответа не получило — «военная тайна». Потом оказалось, что тушить водой «военную тайну» было категорически нельзя… И ведь была возможность сделать это другими средствами! Началась реакция, при которой в атмосферу выделялся в больших количествах хлор и еще какое-то отравляющее вещество. У нас в снаряжении были особые противогазы, но нескольких ребят не уберегло и это. Клубы газа относило в сторону Москвы, где в свете занимающегося утра виднелся район многоэтажек. Вот тут и стало понятно, как ликвидируются аварии. В предрассветном сумраке стали возникать колонны солдат из соседней строительной части. Их гнали целыми соединениями. Возникла идея выкопать у очага пожара огромную яму, свалить туда всё и остановить реакцию. У солдат стройбата не было не то что противогазов, но иногда даже лопат. Будучи по преимуществу жителями Средней Азии, они плохо понимали свое начальство, которое металось в утреннем тумане и отчаянно материлось, только увеличивая хаос и бестолковщину. Мы пачками вытаскивали потерявших сознание и не успевших что-либо сделать солдат на свежий воздух. К утру все кончилось.
Вспоминая этот эпизод, я все больше нахожу его типологическим. Многие из тех ликвидаторов, с которыми довелось общаться, вспоминали похожие моменты. Как и в Великую отечественную войну, так и во время Чернобыльской катастрофы в России было достаточно мальчиков, готовых пострадать за отечество. Было много людей, которые своим героизмом или самопожертвованием покрывали чье-то неумение и головотяпство, спасая свою страну и народ. Головотяпство одних не бросает тени на героев и жертвы, но возникает вопрос: что же это за система, которая и шестьдесят пять, и двадцать пять лет назад проявлялась одинаково, так, что не щадила никого и, прежде всего, тех, кто, казалось бы, её защищает? Почему эта система так беспощадно относится к человеку, видит в нем всего лишь средство для решения своих задач?
Мы хуже японцев или кого-нибудь еще, может быть, только в одном: время идет, а мы не учимся, мы все так же упорно повторяем свои ошибки, главная из которых — наше отношение к человеку. Воспоминание многих исторических дат и, в том числе, чернобыльской катастрофы, увы, приводит к этой грустной, но очевидной мысли.