Корзина покупок пуста!
Интервью с к.м.н. Борисом Воскресенским, доцентом СФИ и РГМУ, профессором МГППУ
Недавно в издательстве СФИ вышел сборник «Психиатрия и актуальные проблемы духовной жизни», посвящённый памяти известного врача-психиатра, проф. Дмитрия Мелехова (†1979). Вступительная статья к книге написана доцентом СФИ и РГМУ, профессором МГППУ, к.м.н. Борисом Воскресенским, в жизни и профессиональной деятельности которого определяющую роль сыграл труд Д. Мелехова, включённый в настоящий сборник. В Свято-Филаретовском институте Б.А. Воскресенский читает спецкурс «Основы психиатрии для катехизаторов». Об этом курсе и о месте психиатрии в духовной жизни мы задали ему несколько вопросов.
Борис Аркадьевич, как Ваша профессиональная деятельность привела Вас к преподаванию в духовном учебном заведении?
Б. Воскресенский: Все мои ответы будут объединены именем Дмитрия Евгеньевича Мелехова и представлением о трихотомическом устроении личности. С трихотомией применительно к медицине, к психиатрии, к учению о психических расстройствах человека я впервые познакомился в книге Д.Е. Мелехова «Психиатрия и проблемы духовной жизни», которая и привела меня сюда.
Моя фамилия сама указывает на то, что в роду были священнослужители. Однако никого из них знать мне не довелось. Но, может быть, их молитвами и я стал искать Бога. Несколько десятилетий назад — тогда мои взаимоотношения с верой носили интеллигентский, культурный характер — я стал искать активного участия в церковной жизни. Это было начало 1990-х годов. В то время мне довелось жить в Париже. Так сложилось, что там мне посчастливилось неоднократно встречаться с о. Ильей Шмаиным и его семьёй. Мы много разговаривали о духовной жизни. Там я впервые услышал о митрополите Антонии Сурожском, впервые прочитал «Дух, душа и тело» архиепископа Луки Войно-Ясенецкого. Всё это ещё больше утвердило меня на путях поиска христианской жизни.
По возвращении в Москву, в соответствии с духом того времени, я стал вместе с молодёжью восстанавливать храмы, в которых в советское время были какие-то другие учреждения. Люди, которые этим занимались, встретили меня очень доброжелательно, но они стремились скорее к знакомству с памятниками культуры, нежели в церковь и к Богу. И поскольку это была молодежь, то от сколько-нибудь значительных нагрузок меня оберегали. Словом, закрепиться там мне не удалось.
Была ещё одна попытка более тесного вхождения в церковь, и здесь я должен перейти к имени Дмитрия Евгеньевича Мелехова. Эту историю я рассказываю почти в начале каждого лекционного курса. Она существенна для меня и может оказаться таковой для других.
Я почти всю жизнь преподаю в Медицинском институте. Книга Д.Е. Мелехова «Психиатрия и проблемы духовной жизни» попала мне в руки в самиздатовской форме в начале моей врачебной деятельности, в середине 1970-х годов. Она тогда ходила между молодыми врачами в машинописном виде, напечатанная на папиросной бумаге, в сделанном вручную переплете. Я прочитал её быстро, она мне очень понравилась, но не закрепилась во мне. А через несколько лет, когда я перешёл к постоянной преподавательской деятельности, мне потребовалось объяснить студентам, что инакомыслие и душевная болезнь — вещи разные (злоупотребление психиатрией в политических целях — проблема в то время актуальная, болезненная). И тогда мне вспомнилась книга Мелехова и его трихотомия, различающая, в первую очередь, дух и душу, что позволяет показать различие этих сфер жизни человека. И я стал искать эту книгу.
Это были уже горбачёвские 1980-е годы. Дмитрий Евгеньевич к тому времени, к сожалению, скончался, но память о нём среди психиатров хранилась, его работы изучались. Так сложилось, что когда я ощутил эту потребность, проводилась конференция, посвящённая памяти Мелехова, на которой обсуждались его труды. Я знал, что на конференции присутствует его вдова, с которой я знаком не был, как и с самим Мелеховым. И я попросил одного своего ученика — психиатра познакомиться с ней и попросить рукопись этой книги. Он познакомился и получил просьбу побывать в Отделе внешних церковных сношений и узнать, как идут дела с подготовкой этой рукописи к изданию. Выполняя её просьбу, мы познакомились с сотрудниками этого отдела. В то время они организовывали совместную работу врачей и церкви по преодолению пьянства и наркомании. Мы стали посильно участвовать в конференциях, которые они проводили. На этих выступлениях впервые сложилась моя графическая схема по трихотомии и основные идеи её приложения к преподавательской деятельности.
Чуть позднее по моим научным работам, которые никакого отношения к вере и церкви не имели, меня разыскали помощники о. Георгия Кочеткова, в первую очередь — Алла Даниловна Василевская, светлая ей память. Меня попросили написать предисловие к этой книге Д.Е. Мелехова. В этом смысле в Свято-Филаретовский институт меня привёл Дмитрий Евгеньевич.
И он же подсказал, как решить проблему разграничения духовных, религиозных, социальных, философских, художественных (имею в виду проблему гениальности и помешательства) ценностей и психопатологических переживаний с таким же содержанием (изобретательство, реформаторство, «новаторство» в науке и искусстве и т.п.). Поэтому моя врачебная, медицинская деятельность и преподавание в Свято-Филаретовском институте для меня соотносятся самым естественным образом. Преподавая в Российском государственном медицинском университете (так теперь называется бывший Второй московский медицинский институт), я тоже коротко рассказываю студентам о трихотомии, потому что без этого я ничего не могу дальше объяснить: какие есть болезни, как их диагностировать, как лечить, как понимать.
Таким образом, трихотомическая концепция Д.Е. Мелехова является для меня определяющей и в церковной жизни, и в научно-психиатрической, и в преподавательской деятельности.
Насколько в психиатрии общепринят трихотомический подход?
Б. Воскресенский: Трихотомия в психиатрии, в лечебно-диагностическом процессе осознанно не используется, хотя именно она лежит в основе разграничения основных этиологических (т.е. по причинам возникновения) групп психических расстройств. Выдающиеся психиатры середины прошлого века упоминали о трихотомии, о делении на дух, душу и тело, но, насколько я знаю, вопрос о её применении к диагностике, к группировке расстройств специально не разрабатывался. В наши дни, в соответствии с духом времени, говорят о роли веры и духовных факторов. Есть достаточное количество публикаций, посвящённых особенностям течения болезни у людей верующих и неверующих. Но это делается на уровне «сходи в церковь, помолись, поставь свечку — и болезни облегчатся или пройдут». Но и коммунистическая идейность тоже кому-то несомненно помогала выздороветь. Словом, думается, все несколько сложнее.
Среди студентов СФИ есть практикующие катехизаторы. Чему психиатр может научить катехизатора?
Б. Воскресенский: Прежде всего, хочется сказать, что курс психиатрии в рамках нашего института значительный — тридцать шесть часов. Мне думается, что он может показать многообразие проявлений психической активности, психической деятельности в жизни человека, сделать более реальным, осязаемым, практически значимым разграничение духа и души. Психические болезни — это расстройство именно душевных процессов, и это важно показать. Душевные процессы, увы, так же как и телесные, не всегда подвластны нашей воле, нашим желаниям и, в определенном смысле, нашей вере. И тело, и душевные процессы — восприятие, эмоции, воля, сознание и т. д. — могут болеть, они, выражаясь церковно, тленны. И нужно понимать, что остановить болезнь своей волей, своим желанием, своим духом человек — мирянин или даже священнослужитель — не всегда в силах.
Для катехизатора это означает, что в каких-то ситуациях он должен посоветовать своему оглашаемому обратиться к врачу, сказать о необходимости поддерживающей терапии. Ведь больные и их родственники очень настороженно относятся к врачебному, медицинскому лечению душевных расстройств. А наш курс призван показать, что так же, как телесные недуги, душевные болезни необходимо лечить. Он показывает автономность существования психических процессов, их хрупкость, и повторюсь, увы, тленность. Но в условиях духовного учебного заведения, катехизаторской практики легче содержательно показать исцеляющую роль духовных ценностей, исцеляющую роль веры.
Духовное выздоровление может наступить на фоне развития душевной болезни, — это отмечал и Д. Мелехов. Нередко бывает, что душевно и телесно заболевание прогрессирует, а духовно человек возрастает, ведет себя так, как должно человеку и христианину. В выступлениях последних лет я часто провожу фразу из стихов Бродского: «И то, чего вообще не встретишь в церкви, теперь я видел через призму церкви». Возможность для пациента увидеть, понять, почувствовать, организовать свою болезнь через призму трихотомии, а значит в соответствующих случаях — веры, «через призму церкви», — открывает для меня как для врача возможность по-особому эффективной помощи больному. Полагаю, что это полезно и катехизаторам. Таково общее направление преподавания, общее направление обучения.
Я знакомлю студентов с наиболее типичными, наиболее характерными вариантами душевных расстройств. Особенно с теми, в которых так или иначе сказываются религиозные переживания, духовно-религиозный опыт. И стремлюсь отграничить болезненные переживания с таким содержанием от опыта здорового — религиозного, мистического, аскетического, повседневного. Хотя оценку, анализ, коррекцию этого опыта, конечно, проводят священнослужители, в эту область я не вмешиваюсь.
Завершает любой курс психиатрии — и для психиатров, и для психологов, и для катехизаторов — изучение вариантов личностных особенностей, болезненных, дисгармоничных людских характеров, через которые лучше, полнее и тоньше можно понять и характеры нормальные. Потому что так же, как мы отличаемся друг от друга телесно, биохимически и биологически, так мы отличаемся и по душевному складу. И знакомство с особенностями человеческих характеров, понимание их устройства, несомненно, помогает в катехизаторской работе, в наставничестве на духовном пути воцерковления. Достаточно глубокое, многогранное понимание этих особенностей в рамках нормы представляется невозможным без знакомства со случаями выраженной психической патологии. Необходимо рассмотреть все формы от тяжелых, ярких до более тонких, повседневных.
Перед катехизатором, таким образом, стоит и диагностическая задача — при необходимости дать оглашаемому верные рекомендации, и психотерапевтическая — знать, как подходить к разным характерам в повседневном общении в процессе катехизации.
Поскольку обучение связано с общением, то, говорят, что преподаватель тоже чему-то учится у студентов. Чему Вы научились у Ваших студентов?
Б. Воскресенский: Общаясь со студентами и пациентами, я убедился, что трихотомия реальна, действенна. Трихотомически преломленные диагнозы действительно подтверждаются в условиях церковной жизни. Ко мне практически не обращаются люди со стрессовыми, или, как традиционно говорят в психиатрии, с психогенными заболеваниями от житейских несчастий (как поэтически говорили в старину, «психическими расстройствами от ударов судьбы»). Это всё решается в круге духовной, в данном случае — церковной жизни. И у меня таких пациентов почти совсем нет. Для меня по-особому значимы те люди, которые приходят ко мне с вопросом: мои странные, необычные, тягостные переживания — духовные или душевные? С одной стороны, понятно, что они наставлены в умении ставить такой вопрос, простите за тавтологию. С другой стороны, разговор с ними на эту тему всегда оказывается содержательным и в психотерапевтическом отношении более или менее успешным. То есть, может быть, такому человеку и нужны какие-то лекарства, но это разграничение его успокаивает, ободряет и убеждает в необходимости лечения или, наоборот, в ведущей роли какого-то духовного опыта, духовных усилий. Так что научился я этому.
Кроме того, не менее важно и дорого для меня общение с людьми высокого духовного опыта, ума и тонкой души. Хоть я и вношу вклад меньший, чем мне самому хотелось бы и чем следовало бы, но для меня пребывание в нашем Свято-Филаретовском институте, братстве, куда меня привёл Господь, и, думаю, уместно сказать, Дмитрий Евгеньевич Мелехов, действительно бесценно. Не знаю, что со мной было бы в условиях нашей сложной жизни, если бы я сюда не пришёл.
Что самое главное должны вынести студенты из Вашего курса?
Б. Воскресенский: Хотелось бы, чтобы они научились видеть, что с позиции врача трихотомия — не только богословская категория, но и клиническая реальность, которую мы можем и должны использовать и в лечебно-диагностической практике, и в повседневной жизни, потому что она помогает относиться к любому человеку более гуманно, сострадательно, милосердно. Трихотомическое устроение человека — это удивительная и неисчерпаемая тайна.
