Корзина покупок пуста!
Валерий Авдасёв, директор музея «Трудовое братство Н.Н. Неплюева » в Воздвиженске, рассказывает об истинном аристократизме, вере и эпохе постмодерна.
— Валерий Николаевич, в одной из статей Вы упомянули, что предки Неплюева постоянно доказывали свое первородство, свой исконный аристократизм. Поясните, пожалуйста, что Вы имели в виду?
— Его предки были людьми активно действующими. Наиболее ярко дух деятельной любви воплощал собой митрополит Филипп (Колычев), который восстал против тирании Ивана Грозного, призвав его остановить жестокие казни, за что и поплатился.
Начиная с XVIII века, генеалогия семьи Неплюева восходит к европейским династиям. Отец и дед были известными предводителями дворянства. Его бабушка, Берта Васильевна Дибич, — дочь генерала-фельдмаршала Дибича Забалканского, оказавшего большое влияние на русскую историю. Его мама — баронесса Александра Николаевна Шлиппенбах — дочка знаменитого полководца Шлиппенбаха, который упоминается в пушкинской «Полтаве».
Еще один предок Неплюева — Иван Иванович Неплюев — служил при шести царях: начинал при Петре Первом и закончил при Екатерине Второй. Он, уже будучи человеком семейным, поехал учиться в Италию и стал сначала первым русским гардемарином, потом — первым командиром всех строящихся в Петербурге судов. После этого его поставили наместником Оренбургского края, который начинался от каспийской степи и заканчивался возле нынешнего Екатеринбурга. И он сумел его благоустроить, построив, в том числе, больше двадцати заводов. Он оставил завещание всем поколениям будущих Неплюевых: «Подчиненным своим, а паче крестьянам, будь более отец, нежели господин, присно держи в памяти слово Божье, что милости хочу, а не жертвы; что они такие же люди, как и ты, кроме чинов и званий, данных тебе гражданским законом». Николай Николаевич это завещание исполнил.
— Можно сказать, что Неплюев в целом унаследовал этот дух деятельной любви.
— Да, он его очень хорошо чувствовал. Николай Николаевич перенес в современное ему время опыт жертвенности, ответственности за всех людей, которые рядом. Его главный талант — это всепоглощающая любовь. Подумайте только: аристократ, миллионер, послушавшись голоса Божьего, переезжает жить из дворца баварского короля в никому не известный Воздвиженск, посвящая себя воспитанию чужих крестьянских детей. Такая искренность и чистота совершенно поражают.
— Интересно, что в то время в российском обществе была особая среда, которая порождала различные движения интеллигенции — походы в народ, опрощение… Что лежало в основе этих тенденций?
— Это был период кающихся дворян, когда многие аристократы ощутили свою вину перед народом. Народники писали, что осознали, какая громадная пропасть лежит между уровнем жизни, например, крестьянства и дворянства, и это породило в них чувство несправедливости, и они пытались что-то делать. Некоторые переодевались в крестьянскую одежду, служили народными учителями, лечили детей.
В целом это было такое опрощение жизни, которое не порождало ничего нового, ограничивалось только личной благотворительностью, каким-то частным добром. Николай Николаевич поступил ровно наоборот. Он единственный из всех дворян выработал идеологию возвышения крестьянства, повышения его духовного, материального и образовательного уровня. Однажды, выступая перед своими студентами, он сказал: «Я вот миллионер. Если я разобью миллион на копейки и каждому нищему дам по копейке, то что изменится в человеческом обществе, где есть богатые и бедные? Ничего не изменится. Разве можно обогреть костром, растертым на угольки? Поэтому нужно создавать формы братской жизни, при которых человек не был бы человеку волком. И нужно, чтобы эти формы человек принял сознательно и свободно».
— А какие отношения были у Неплюева с самым известным народником — Львом Николаевичем Толстым? По каким историческим источникам известно о их знакомстве?
— По дневникам самого Толстого и его жены — Софьи Андреевны. В девяностотомном издании сочинений Толстого Неплюев упоминается трижды. Еще у нас есть воспоминания (Марии Федоровны Мейендорф, тогда ещё молодой девушки, которая ходила на встречи (беседы) и Толстого, и Неплюева.
Изначально молодого Неплюева Толстой покорил своей «Исповедью». Льву Николаевичу было уже, наверное, лет пятьдесят или шестьдесят, когда тридцатилетний Неплюев написал ему письмо и встречался с ним в Москве. Позже, уже получив разрешение на открытие школы, он еще раз заезжал к Толстому, но не застал его.
В1884 году их пути сильно разошлись на почве отношения к церкви. Неплюев хотя и уважал Толстого как гениального художника, но считал его позицию в данном вопросе неправильной. Лев Николаевич, как вы помните, писал, что в церкви не осталось ничего, кроме икон, парчи и слов. А Николай Николаевич считал, что именно церковь может дать духовные основы для преображения человека и всего общества, что именно церковь является последней истиной, за которую следует уцепиться, которой следует держаться, которую нужно хранить. По этому поводу у них были постоянные заочные споры. Был даже такой небольшой курьез: когда толстовская община, живущая под Геленджиком в Кринице, приехала перенять опыт жизни братства, они были в шоке. Уровень жизни в братстве, по их представлениям, был преступно высок — крестьяне у Неплюева ходили в кожаных сапогах и пальто, использовали довольно дорогостоящую по тем временам технику. В общем, это было неудивительно — в толстовских общинах были интеллигенты, пришедшие из городов, а у Неплюева — генетические крестьяне, умевшие работать, приспособленные к сельской жизни.
Кстати, когда Толстого отлучили от церкви, Неплюев по своей же инициативе написал письмо в Синод о правоте этого решения. По его мысли церковь не была бы живым организмом, если бы не предприняла такого акта.
— В одной из Ваших статей Вы упомянули, что история создания братства — это история вопросов о добре и зле, о смысле жизни. Не могли бы Вы пояснить это утверждение?
— Это, конечно, история о смысле существования человека на земле. Неплюев вопрос о добре и зле поставил радикально, потому что нельзя одновременно служить одному и другому. И он нашел такую особенную форму жизни — братства, призванные приютить каждого человека, ищущего правды и любви. Но оказалось, что именно в братстве вопрос правды и неправды, злого и доброго начала человека встал очень остро. Ведь вначале Николай Николаевич думал, что он воспитанием оградит братчиков от зла и они, как цветы, потянутся к солнцу, к Богу, к любви. Но потом он писал: «Каюсь, что я не оценил учения церкви о греховности человеческой, потому что греховность остается в самом человеке, потому большим препятствием к возрастанию духовному является именно греховность самого человека, и поэтому искоренить ее можно только тем, что было положено отцами: молитвой, постом, покаянием».
— Известно, что 1904 году Неплюев поднимал вопрос о национальном покаянии, что именно он имел в виду под этим призывом?
— Этот вопрос, остро поставленный Николаем Николаевичем, актуален по сей день. Недавно издательством Культурно-просветительского центра «Преображение» была выпущена книжка «Голос верующего мирянина», где он подробно пишет, в чем и кому надо каяться. Каяться должно было все общество. Только всеобщее покаяние, по его мысли, могло остановить большевистскую революцию, ту духовную катастрофу, которую Неплюев, как человек духовно зрячий, предвидел. Он писал, что виноваты все слои — и крестьяне, и рабочие, и священники, и интеллигенция, потому что все жили не по правде Божией. Но начаться покаяние должно было из церкви как самой чувствующей части общества, из его нерва.
— А как конкретно это должно было выглядеть? Что должно было произойти?
— В этом смысле он был немножко утопистом. Он призывал, чтобы покаялись все люди доброй воли, причем покаялись деятельно. То есть не просто сказали «да, грешен, батюшка», а изменили свою жизнь так, чтобы изменились отношения между людьми вокруг. Там был целый ряд действенных мер: христианизация населения, школа катехетов, превращение прихода в живую общину и, в конце концов, создание всероссийского братства.
— Но сторонников, как я понимаю, особенно не нашлось. Более того, Неплюева чаще всего не понимали, а его идей опасались как светские, так и духовные власти.
— Светские власти опасались потому, что он подрывал устои. Он же написал в своих планах, что собирается отдать землю крестьянам. А что такое для помещика, для капиталиста лишиться собственность? Это совершенно абсурдно. И, конечно, Неплюев был для них абсолютным врагом. При этом само его служение было молчаливым укором их образу жизни. Ведь Неплюев писал, что на те деньги, которые они тратят на одну вечеринку в ресторане, можно год кормить десять детей. Так что среднее чиновничество, мелкие помещики, конечно, его вообще не понимали и поэтому писали разные клеветы, пытались отравить ему жизнь.
Но при этом не понимала его и интеллигенция. Когда, например, Антон Павлович Чехов узнал о Неплюеве из критики Меньшикова, он написал Меньшикову в ответ: «Я прочитал Ваши статьи о Николае Николаевиче и понял, что это люди явно ненормальные, потому что нормальный человек не будет так жить, не будет воспринимать таких детей своими, не будет всего себя посвящать им самоотверженно до фанатизма».
— Но какая-то часть общества его все-таки поддерживала?
— Это был царский род, то есть элита из элит русской интеллигенции. Он вел переписку с семьей Романовых, непосредственно встречался с Александрой Федоровной. Этот небольшой круг его поддерживал всерьез.
— А духовные власти?
— А для духовной власти, как писал Василий Ильич Экземплярский, «его слово было камнем, падающим на поверхность стоячей воды, которую духовенство предлагало наместо воды живой людям». Сейчас у нас есть много критиканов церкви, которые для церкви абсолютно ничего не сделали. Неплюев же имел полное право на критику, потому что за ним стоял духовный опыт, за ним стояли эти люди. У него есть статья «Авторитеты церкви», где он четко расставляет, что на первом месте всегда Христос, потом апостолы, а вовсе не всевозможные люди, которые называют себя церковными авторитетами, но при этом иногда совершенно далеки от духа и смысла христианства, от евангельской буквы.
Конечно, духовные власти пугала его энергичность, его горячий религиозный порыв, неразрывность его слова и дела. Были священники, которые испытывали сильную личную неприязнь к Николаю Николаевичу, как, например, епископ Антоний Соколов, который в своем докладном письме Победоносцеву писал, что не разделяет даже самой идеи и цели братства. При том, что целью братства было христианское просвещение детей и устройство жизни на основе православия.
Но при этом одновременно были священники и иерархи, которые полностью разделяли взгляды Неплюева и называли его «человеком Божьим» — это епископ Калужский и Боровский Макарий, Сергий Соколов, епископ Пермский Алексей Лосев. Епископ Сергий Черниговский даже подписал Неплюеву книгу словами: «Просвещенному избраннику Божию».
— Этот страх породил почти вековое молчание вокруг дела братства Неплюева. Только сейчас этот опыт начинает нам открываться. Как Вам кажется, будет ли понят Неплюев сегодня?
— Сложно сказать, ведь сейчас у нас эпоха постмодерна, а Николай Николаевич этому совершенно противоположен, он как раз бастион, который противостоит постмодерну. Дело в том, что в современном мире у нас на одном уровне существует масса идей, взглядов, предложений, которые мы считаем равнозначными по смыслу, по влиянию, хотя внутренне понимаем, что на самом деле существует сложная иерархия. У Николая Николаевича иерархия всегда была строгая: на первом месте любовь, на втором — разум, на третьем — ощущения. Сегодня это непонятно. Когда я рассказывал людям совершенно далеким от церкви о Неплюеве (это были заключенные в Воздвиженске), реакция была такая: «А он что, был больной? А он не женился, потому что мальчиков любил?» Представляете, насколько далек от них этот монах в миру, который не тратил свою жизнь на удовольствия? Люди совсем не понимают идеи бескорыстной жертвы. Она как бы исчезла, заменилась духом мамоны, приобретения, какой-то корысти, выгоды. Если нет выгоды, то все усилия считаются пустыми, напрасными.
— В свое время Неплюев для создания всероссийского братства, о котором Вы упомянули, призывал высокообразованных людей. А если бы он жил сейчас, к кому, как Вам кажется, он бы обратился с призывом?
— Наверное, он мог бы рассчитывать только на людей живой веры, то есть на тех, у кого единственная основа — это Господь Бог, Который всех объединяет; ведь чем мы ближе друг к другу, тем ближе к Богу.
