Корзина покупок пуста!
Как говорит о себе Алексей Петрович, он простой человек, а вся его жизнь состоит из удивительных событий, произошедших по милости Божьей, по ходатайству Божьей Матери и прп. Серафима Саровского, который был как будто членом их семьи. Встреча с Алексеем Петровичем открывает человека другой, досоветской эпохи, поэтому во время общения с ним, ощущается, насколько велик тот духовный и культурный разрыв, который отделяет нас от людей, живших в начале XX в.
Закваску веры Алексей Петрович получил в Дивеевском монастыре, «у стен» которого он родился в 1919 году. Его дед Петр Михайлович Арцыбушев был нотариусом Его Величества, и много благодетельствовал Дивеевской обители. Уйдя в отставку, купил дом в селе Дивеево, некогда принадлежавший Михаилу Васильевичу Мантурову. Второй дедушка Хвостов Александр Алексеевич, был министром юстиции и внутренних дел в правительстве Государя Императора Николая II. Обе семьи, по линии отца и матери, отличались благочестием, отсутствием светскости и даже слыли из-за этого в дворянской среде «белыми воронами». Про деда и бабку Арцыбушевых, когда они еще жили в Петербурге, говорили: «Все на бал, а Арцыбушевы в церковь».
Отец Арцыбушева умер, когда мальчику было три года. Овдовев в 24 года и оставшись с двумя детьми, его мама приняла тайный постриг в Даниловском монастыре с именем Таисия. На монашество ее благословил старец Алексий Зосимовский, а духовным наставником ее был архимандрит Серафим (Климков), в схиме Даниил. В Дивееве ее духовным отцом был владыка Серафим (Звездинский), у которого семилетний Алеша был посошником. Благодаря монахине Таисии до нас дошли проповеди владыки Серафима о Божественной Литургии, сказанные им в ссылке в Дивеево, а также записки об о. Серафиме (Климкове), ссыльном архимандрите Даниловского монастыря. Алексей Петрович свидетельствует, что это были духовно прозорливые люди. В те времена о. Серафим говорил, что скоро в монастырях ничего не будет, кроме работы.
Таисия (Арцыбушева) стала монахиней в миру, решив отдать свою жизнь целиком служению Христу. Ее церковная жизнь проходила в кругу «непоминающих», в «потаенной», как ее называет Алексей Петрович, церкви. Ее составляли священники и их паства, которые не приняли декларацию митр. Сергия (Страгородского) 1927 года и ушли в подполье, совершая богослужение в частных домах в самой простой обстановке. По свидетельству Алексея Петровича, «потаенщики» или «тихвинцы» (по имени патриарха Тихона) не учиняли раскола, и не препятствовали никому из верующих ходить в храмы к священникам, принявшим декларацию и признавших митр. Сергия местоблюстителем патриаршего престола. Про «непоминающих» священников и епископов Алексей Петрович говорит: «Это было самое духовное духовенство». Хотя священники и жили под угрозой получить пулю в лоб, а их паства — попасть в лагеря, они не боясь ни смерти, ни лишений, ежедневно совершали богослужения.
Материнская любовь монахини Таисии, мудрость в вопросах воспитания и подвиг веры заложили в Алексее Петровиче тот стержень, благодаря которому ему самому удалось пройти лагеря и после многих искушений и падений снова вернуться к Богу и в Церковь. Он перенял у мамы принцип: пусть я лучше умру, но никто не сядет из-за меня, — и исполнил его. Кроме того, у матери Арцыбушев научился азам медицины, и, работая по дерзновению в лагере фельдшером, помогал тяжело больным и умирающим в условиях отсутствия даже простейших лекарств.
Алексей Петрович давно живет в уединении, в своем доме под Можайском, и до сих пор, несмотря на 92-летний возраст, сильно ослабленный слух, плохое зрение, больные ноги ежевоскресно служит алтарником в местном храме. К нему на беседы приезжают московские священники, с его мнением в церкви считаются. А сам он говорит, что сейчас в нем живет его мать, умершая при неясных обстоятельствах в 47 лет. По его рассказам, она была человеком, который, работая в туберкулезном диспансере с риском заразиться самому, открыто молился за умирающих, облегчая их страдания, покупал и продавал дома, переезжая с места на место, спасая «потаенного» батюшку от ареста, выбегая из горящего дома, хватал не «шмотки», а иконы. Для Алексея Петровича, да и для нас это опыт крестоношения. «Вера — это постоянная борьба с самим собой», — говорит Алексей Петрович, сетуя на то, что церковная жизнь сейчас зачастую приобретает лишь внешние формы, заботясь больше о вопросах, с какой стороны кусать просфорку.
Сейчас самая большая боль и забота Алексея Петровича — это принцип канонизации новомучеников и исповедников российских. Недавно он опубликовал в Интернете письмо к патриарху Кириллу, в котором написал, что принимать решение о канонизации на основании следственных дел нельзя, потому что они лжесвидетельствуют о жизни пострадавших за веру. «Канонизировать новомучеников по протоколам следствия — это значит искать врагов, поступать как инквизиция», — со свойственной ему прямотой утверждает Арцыбушев. К арестованным применялись настолько жестокие и изнуряющие методы допросов, что доведенные до отчаяния и лишенные сил, они могли подписывать какие угодно протоколы, вкладываемые затем в сфабрикованные против них дела. О том, что такое допросы, Арцыбушев знает не понаслышке. В 1946 году его арестовали как входящего в круг знакомых «подпольного» священника о. Владимира Криволуцкого и осудили на шесть лет лагерей.
Алексей Петрович говорит, что чем дольше он живет, тем более явственным становится для него опыт жизни по вере, свидетелем которого он был в детстве. Он видит своей задачей сохранить память о тех людях, которых Господь дал ему в учителя, поэтому делает усилия, несмотря на преклонный возраст, чтобы встречаться с людьми, писать и издавать книги.
Как у меня, так и у многих людей прошедших через жернова сталинских репрессий, некоторые методы работы Комиссии по канонизации новомучеников при Священном Синоде Русской Православной Церкви вызывают недоумение и несогласие. С нашей точки зрения абсолютно недопустимо принимать решения о прославлении исповедников прошедших допросы ОГПУ-НКВД-МГБ на основании протоколов допросов и следственных дел. Это недопустимо для принятия решений о святости новомучеников. По архивным материалам следствия достоинство или не достоинство поведения того или иного подсудимого невозможно установить, и вот почему:
С момента ареста и на протяжении всех месяцев следствия, человека доводили до состояния невменяемости всевозможными методами. После 12-часовых ночных допросов в течение 3-4 недель, без права спать днем, человек мог быть духовно и психологически сломлен. Нужно иметь в виду и те физические пытки, которые применялись к тем, кто не желал подписывать протоколы: карцеры с холодной водой по колено, отбивали почки, топтали сапогами, выбивали зубы, подмешивали в баланду транквилизаторы, лишавшие человека энергии сопротивления. Неудивительно ли, что при этом человек часто подписывал протоколы допроса, не читая. А следователям это давало возможность фальсифицировать все показания подследственного по своему усмотрению.
Главной задачей карательных органов тех времен было состряпать дело на ни в чем не повинного человека и лишить его не только жизни, но и собственного достоинства. В особенности это практиковалось в отношении священнослужителей. В протоколах допросов священнослужителей, а также мирян и монашествующих, могут быть «отречения от Бога и от сана», называния имен и «свидетельство против них» и другие угодные следователям «признания», которых не было. Я знаю, как это делалось. Со мною всё это пытались проделать, но я был молод и сумел не подписать лжи. Я один из свидетелей этих преступлений против человечности, против достоинства и чести личности, и я свидетельствую: протоколы допросов НЕ МОГУТ БЫТЬ ПРИНЯТЫ ЦЕРКОВЬЮ КАК ДОСТОВЕРНЫЙ ДОКУМЕНТ! Материалам следствия нельзя верить!
Я понимаю, что следственные дела необходимо изучать, и принимать «их к сведению», но на их основании нельзя принимать решений о достоинстве или не достоинстве подвижников и исповедников быть причисленными к лику новомучеников.
Мне представляется, что члены синодальной комиссии не могут забывать о применявшихся тогда, в годы гонений, пытках и фальсификациях, когда рассматривают дела тех исповедников, которые прошли через следственные органы НКВД. Если члены КОМИССИИ прошли бы через эти «круги ада», то они бы себя канонизировали безоговорочно и прижизненно. А пока, комиссия не допустила бы в рай: разбойника «благоразумного», изучив его «разбойное досье»; мученика Вонифатия, который до мученической кончины жил блудно. Не было бы у нас 40 мучеников, а было бы — только 39, потому что одного струсившего заменил конвоир, ведший их на мучение. Конвоир-мучитель стал сороковым мучеником. Таких примеров можно найти много среди мучеников времен гонений на христианство. Человек, отдавший свою жизнь за веру во Христа, своей кровью «искупает» грехи всей жизни. Признавая это, Церковь на могилах их служила Литургию. Так почему же сейчас комиссия по канонизации, рассматривая архивы дьявольской власти, лживые от начала до конца, доверяет им?
К примеру: архиепископ Серафим (Звездинский) — достоин, а архиепископ Арсений (Жадановский) — не достоин, «плохо вел себя на следствии»; архиепископ Федор (Поздеевский), «Даниловский», как мы его называли, расстрелянный как и все, НЕ достоин, по архивным материалам КГБ. Священники Михаил Шик, Сергий Сидоров и иеромонах Андрей (Эльбсон) лежат в бутовских рвах вместе со священником Петром Петриковым. Но — сщмч. Петр Петриков — достоин, а оо. Михаил, Сергий и Андрей — нет. Это, по мнению комиссии, а любви Божьей также? Выходит, Владыка, что мы предлагаем Богу святых, а не Он нам?!
Схиархимандрит Даниил (Климков), был представлен на канонизацию и отвергнут комиссией со странной, сталинских времен, формулировкой «не достоин, как изменник родины». Невольно спрашиваешь себя — комиссия при Синоде, или… ?
В 1941 году из Вереи, оккупированной немцами, о. Даниил Климков ушел к себе на родину в г. Львов, где служил в православном храме. При отступлении немцев, он не ушел на запад, а как русский священник, остался, и был тут же арестован и приговорён к 10 годам «за измену родине». А где сама измена? И Верея и Львов были городами СССР. Нет измены, так почему же её нашла комиссия? По архивным формулировкам КГБ сталинских времен, уничтоживших миллионы ни в чем не повинных людей, а также «бесчисленное» количество русского духовенства?!
Ваше Святейшество, я поднимаю перед Вами не вопросы частного плана, а вопросы жизни Церкви, Которой, к нашей радости, Вы есть Первоиерарх. Вопрос этот, видимо, можно сформулировать так: каковы методы и практика рассмотрения дел исповедников Русской Православной Церкви.
С глубоким уважением, Алексей Арцыбушев
Я родился в 1919 году в с. Дивеево, у стен Дивеевской обители, рядом с которым прошло мое детство. Дед мой П.М. Арцыбушев был нотариусом Его Величества, и много благодетельствовал Дивеевской обители. Уйдя в отставку, переехал в Дивеево. Две его дочери ушли в монастырь и окончили жизнь одна в схиме, другая в мантии. Второй мой дедушка. Хвостов Александр Алексеевич, был министром юстиции и внутренних дел в правительстве Государя Императора Николая II. Его жена, по смерти мужа, по благословению старца Алексия Зосимовского приняла постриг с именем Митрофания. Её дочь Екатерина, после смерти матери приняли постриг с именем Евдокия. Мать моя, по смерти моего отца, в 1921 году, овдовев в 24 года, приняла тайный постриг в Даниловском монастыре с именем Таисия. На монашество ее благословил старец Алексий Зосимовский, а духовным наставником ее был архимандрит Серафим (Климков), в схиме Даниил. В Дивееве ее духовным отцом был владыка Серафим (Звездинский), у которого я был посошником, когда мне было семь лет.
В 1946 г. я был арестовал по «церковному делу непоминающих», после ареста священника Владимира Криволуцкого. За 8 месяцев следствия на Лубянке я прошел все круги ада, которые я описываю Вам в своем обращении. Решением ОСО я был приговорен к 6 годам ИТЛ, с последующей вечной ссылкой за полярный круг. Приговорен я был, как сказано было в решении ОСО, «За участие в антисоветском церковном подполье, ставящем своей целью свержение советской власти и восстановление монархии в стране». Не правда ли смешно, если бы не было так грустно? Хорошо, что не расстреляли! После реабилитации в 1956 году, я стал членом Союза Художников СССР.
Спустя много, много лет я написан и издал восемь книг о невыдуманных мною, а пережитых событиях: «Милосердия двери», «Сокровенная жизнь души», «Горе имеем сердца», «Саров и Дивеево. Память сердца», «Матушка Евдокия. Самарканд, храм Георгия Победоносца», «Возвращение» и др.
По материалам сайта www.bogoslov.ru
Книга А.П. Арцыбушева в интернет- магазине "Предание"
