О. Таврион с юности выбрал путь служения Богу, став послушником, а затем и монахом Глинской пустыни. Он пережил разорение обители после революции 1917 года, был рукоположен в иеромонаха в 1925 году, получив благословение от рукополагавшего его еп. Павлина (Крошечкина) служить литургию каждый день. Будучи узником ГУЛАГа, строителем Беломорканала, в ссылке в Казахстане, он исполнял этот подвиг.
В начале 60-х годов о. Тавриона дважды хотели поставить на епископскую кафедру, но светские власти не пропустили его кандидатуру. С 1968 года и до конца жизни о. Таврион был игуменом Спасо-Преображенской пустыни под Ригой. Эти 10 лет служения принесли ему славу проповедника слова Божьего. За рубежом (РПЦЗ) говорили, что в безбожной России появился старец, подобный Оптинским.
Делом жизни о. Тавриона стало собирание церкви и литургическое возрождение. Он сокрушался о том, что слово Божие не звучит. О. Таврион проповедовал сотням людей, тянувшихся к нему со всей страны в поисках утешения и правды. Проповедь о. Тавриона разрушала страх, возвращала человеку его достоинство, вводила его в пространство Божией Свободы и Любви. Батюшка неустанно говорил о любви Бога и призывал человека к ответу и к ответственности. Он повторял евангельские слова о том, что «ученик Иисуса Христа - только тот, кто отрекается от себя, берет свой крест и идет за Христом».
О. Таврион призывал быть не зрителями, а участниками литургии, говоря, что «причащение - это начало новой жизни, лекарство бессмертия». Есть множество свидетельств о том, как проходила служба в пустыньке. О. Таврион много делал для того, чтобы сфокусировать внимание народа на происходящем в храме, раскрыть смысл совершающегося таинства: во время службы царские врата не закрывались, тайные молитвы произносились вслух, весь храм пел. Евангелие читалось лицом к молящимся вначале на церковнославянском, а затем на русском языке. О. Таврион часто говорил, что латыши оказались в более выигрышном положении, чем русские, которые не понимают своей службы на церковнославянском языке. Поэтому в службе он использовал некоторые русские тексты, которые, по свидетельству участников, звучали и мелодично, и органично в общем контексте богослужения. Перед евхаристическим каноном о. Таврион облачался в красные одежды и выходил на солею, говоря, что предстоит самое важное место службы, и просил еще более собрано молиться. Он служил «не вместо народа, а вместе с народом».
Слово о. Тавриона, как и прежде, обращено к каждому христианину:
«Господь призвал нас к великому служению. Вот посмотрите, как трудились во славу Божию наши предшественники. У них ведь, кроме виселицы, плахи, пожизненного заключения, ссылки, ничего не было. Кровь христианская реками лилась... Теперь же у нас с вами совсем другие условия. Пользуемся ли мы этим?»