Последнее искушение Христа

На могиле Никоса Казандзакиса из сурового серо-черного кремния установлен простой крест  из двух перекрещивающихся тонких жердей и начертана простая и исполненная суровой гордости надпись: «Я ничего не боюсь, ни на что не надеюсь, я — свободен».

Почему сегодня стоит напомнить всем  об этой надписи на последнем пристанище нобелевского лаурета, автора романа "Последнее Искушение" Никоса Казандзакиса? Потому, что нашлись люди, которые воскресили популярность нашумевшей в России 15 лет назад экранизации этого романа. Работу режиссера Мартина Скорсезе, с немного более эпатажным названием "Последнее искушение Христа", снова поставили под прицел критики. На этот раз со стороны деятелей известной политической партии. В эту пору  есть и реакция кинематографической общественности, есть и официальные заявления церковных спикеров, есть какие-то обсуждения в блогах, но нет, или почти нет, оценки самого ядра этого вопроса.
Когда в 1988 году эта картина вышла на широкие экраны США, её сопровождала скандальная слава и жестокая критика. Примечательно, что многие из критиков картины признавались в том, что не видели её. Так, католик архиепископ Лос-Анджелеса Роджер Махоуни назвал фильм «морально оскорбительным», хотя сам его так и не посмотрел.
Аналогичная ситуация произошла в России в 1997 году, когда была объявлена широкая Российская премьера картины на канале НТВ. Это было очень непростое время для церкви, для страны, для общества, но фильм всё-таки показали.
И вот в начале ноября была объявлена проверка фильма "Последнее искушение Христа" на экстремизм. Это событие затронул в своем слове после вечерни 14 ноября ректор Свято-Филаретовского института, магистр богословия священник Георгий Кочетков.

Дорогие братья и сестры! Поздравляю всех с праздником Христова Воскресения!

Когда мы думаем о Христовом Воскресении, мы прекрасно понимаем, чего стоила эта жизнь — жизнь победившая. Мы думаем о том, что без Креста Воскресения нет. Нам мало просто знать слово Христово, Его поучения, Его заповеди, данные ученикам, даже если это заповеди о любви. Нам надо научиться исполнять эти заповеди. Да, действительно, «нет больше той любви, как если кто душу свою положит за друзей своих». «Вы — друзья мои!» — говорит Христос Своим ученикам и апостолам, которые прошли с Ним длинный путь, который был связан для них и с испытаниями, искушениями, и с угрозами, страхами, сомнениями. Христос постоянно учил Своих учеников больше думать о Божеском, а не о человеческом. И это было для них трудно, это им было очень-очень трудно. И нам тоже приходится постоянно возвращаться к этим вещам, потому что мы прекрасно понимаем, как легко заразиться духовным мещанством, как легко заразиться полуверием, как легко заразиться маловерием, которое не является евангельской верой, подлинной верой православной, христианской верой. Мы с вами хорошо понимаем, что маловерие, недоверие — это не просто некий недостаток или некоторая незрелость человека. Это нечто значительно большее. Это нежелание, приходя ко Христу, сжечь за собою мосты. Это желание прибавить к тому, что было у тебя хорошего, приятного, доброго, желательного, ещё нечто такое, что как бы получается от помощи Божией.

Мы с вами очень хорошо это понимаем, и, тем не менее, всё время приходится возвращаться к этим мыслям. Вот сейчас снова вспыхнул спор. Спор интересный, особенно тем, что он вспыхивает не первый раз в нашей стране, в нашей церкви, в умах наших хоть как-то мыслящих людей, т.е. способных хоть как-то мыслить. Это спор относительно фильма Скорсезе «Последнее искушение Христа». Помните, 15 лет назад уже были выступления против этого фильма, правда, очень странные. Выступал даже тогдашний патриарх. Правда, он сказал: «Я его не смотрел, но никому и не рекомендую». Я очень-очень удивился такой короткой исторической памяти некоторых наших церковных лидеров, и с удовольствием посмотрел его по телевизору. И понял, что этот фильм замечательный. Это фильм, который стоит смотреть людям, которые, конечно, разбираются, понимают, что любое художественное произведение не может быть просто экранизацией Евангелия. Все экранизации Евангелия бездарны — абсолютно все. Я не знаю ни одной хорошей экранизации. А вот художественные произведения на базе Евангелия могут быть даже гениальными. Взять хотя бы знаменитый Булгаковский роман «Мастер и Маргарита». То же самое можно сказать и о романе Казандзакиса — лауреата Нобелевской премии, — экранизированном одним из лучших современных режиссеров Скорсезе. Фильм как раз на эту тему: а может быть, всё-таки лучше сначала устроить свою жизнь получше — в человеческом счастье, в человеческой любви, в конце концов, смотря из года в год как растут твои прекрасные детки? Почему же нет? Разве так люди не думают до сих пор? Странно, Казандзакис симпатизировал греческим коммунистам, отнюдь не советским, но как раз он и обличал такого рода вещи. Он назвал это дьявольским искушением, последним искушением Христа, точнее, просто последним искушением. В фильме Скорсезе это «Последнее искушение Христа», а сам роман называется «Последнее искушение», но это дело почти не меняет, только чуть-чуть обостряет эмоции вокруг этого фильма людей, которые не хотят понимать сути дела.

Удивительно, что сейчас никто не хочет сказать в церкви правду! Удивительно и то, что кто-то говорит так: «Русская православная церковь (?) не считает этот фильм экстремистским». Это в ответ на то, что нашлись ревнители, «государственные мужи», которые решили проверить этот фильм на экстремизм. Это впрямь удивительно. В нашей-то стране проверять Скорсезе и Казандзакиса на экстремизм, не проверив прежде всего на экстремизм самих себя — это вообще что-то потрясающее! Это граничит с каким-то крайним цинизмом — именно крайним, не вообще. Само по себе это свойство отвратительно, но когда он доходит до крайности, о нем даже трудно говорить. Вот так у нас проявились горе-ревнители об оскорбляемых чувствах верующих, которые надо защищать государственным законом. Больше уж делать нечего нашему государству, кроме как защищать эти чувства! Нет у нас более важных дел — в нашем тридевятом царстве, тридесятом государстве. Но удивительно, почему здравые церковные люди, как правило, о таких вещах молчат? Только потому, что пятнадцать лет назад синод вместе с патриархом приняли какое-то скороспелое, в угоду дня, абсолютно нецерковное по духу и смыслу решение?

Слава Богу, сейчас хоть какие-то люди — и более вменяемые, и менее вменяемые – отвергают саму идею экспертизы на экстремизм фильма Скорсезе. Об этом говорил и Сокуров, и Лунгин, об этом сказал даже наш знаменитый протоиерей … Чаплин. Уже за это слава Богу, за 15 лет хоть что-то немножко, кажется, можно надеяться, поменялось или меняется. И все-таки потрясающе, ведь это единственный фильм — не лучший, может быть, фильм Скорсезе, но и совсем не худший — на такую тему, говорящий о проблеме, которая разъедает все христианское человечество, просто разъедает церковь изнутри, говорящий о проблеме, которая является живой иллюстрацией того, как соль может потерять силу, как христианство может маргинализоваться только потому, что христиане потеряли свою духовную пассионарность, превратились в мещан, у которых единственный символ веры: «Бог дай, дай, да побольше дай», — как говорил о. Виталий Боровой (это он так обыгрывал известные слова из ектеньи, много раз повторяемые во время службы, которые абсолютно всем понятны в отличие от 99% других фраз на богослужении). К сожалению, это никого не смущает. Это обычное, нормальное умонастроение как в алтарях, так и на клиросах, и в среде народа Божьего. Это нормальное, обычное приходское умонастроение: «Бог дай, дай, да побольше дай!» А если Он не даёт побольше и побольше, то зачем нам тогда ходить в храм? И вообще, тогда зачем мы христиане? — искренне удивляются адепты такой веры.

Поразительно, что церковь не говорит об этой проблеме. Ведь тут дело не просто в том, что проверка на экстремизм фильма всемирно признанного, всемирно известного режиссера по роману лауреата Нобелевской премии является сама по себе вещью смешной и недостойной. Да, это само по себе недостойно. Это действительно, как и сказал Сокуров, является нарушением просто самых элементарных конституционных прав жителей нашей страны. Это верно. Но это ещё не всё, далеко не всё, что по этому поводу можно и нужно говорить людям верующим и желающим жить по Евангелию, по совести, по-Божески и по-человечески. Самое главное в том, как можно в современных условиях и глобализации, и секуляризации, и массовой культуры, и чего хотите, именно в этих почти что постхристианских условиях жизни исполнить слово Христово, чтобы церковь была царством свободы и любви на деле, а не на словах? Причём любви и к Богу, и к ближнему – ко всякому ближнему, которого пошлет нам Господь, независимо от наших эмоций на эти темы. Как это осуществить, живя в обществе, из которого выйти мы не можем, живя в миру, из которого убежать мы тоже не можем, да и не должны? Можно и нужно «спасаться от рода сего развращенного», но нельзя уходить из этого мира. Иначе какая же мы закваска в этом мире? Какой мы для него свет? Кто мы тогда вообще? Зачем тогда нужна Церковь — Новый Израиль, новый Божий Народ? Зачем тогда было сходить Святому Духу на апостолов и на всех далее верующих по слову их? Слава Богу, у нас есть надежда, что церковь наконец-то займется настоящими проблемами своей внутренней жизни и изгонит из своей среды, из себя самой всех лживых духов — духов лицемерия, рабства, несвободы, зависти, ненависти, стяжательства, равнодушия, уныния, гордыни, в том числе и духов клерикализма, которые сейчас душат нашу церковь, отнимая у неё последние признаки столь необходимой церкви соборности, без которой церковь уже и не совсем Церковь Христова.

Сейчас, в это же время, в последние дни ещё появилось любопытное высказывание одного архиепископа о том, что наших иерархов нужно избирать, потому что так было сто лет назад. Помните, как только наша церковь перестала быть государственной, она сразу что сделала? Она стала избирать своих священников, и, в первую очередь, епископов, несмотря на часто самые экстремальные условия своей внешней жизни. Да, об этом же писал в своё время, в начале ХХ века, например, Н.Н. Неплюев. Но не всякий может избирать, — писал он. И этот архиепископ тоже говорит: «Что? Епископа будет избирать тот, кто зашел свечку поставить или раз в год зашел на Пасху в храм? Разве такие люди должны избирать епископов?» Конечно, нет! Как правильно говорилось в начале ХХ века, так и сейчас снова вдруг было открыто произнесено: избирать могут только живые члены общин, а не любой захожанин на приходе. Правда этот архиепископ сделал под конец странный вывод: «Вот когда большинство — говорит он, — наших приходов станут такими общинами, вот тогда мы и будем избирать наших епископов». Это, конечно, политический ход. И жаль. Так хорошо он начал — и так кончил. А ведь очень легко было сделать иной вывод. Мол, давайте подумаем, что нам делать, чтобы люди в церкви стали такими членами общин, чтобы они могли жить в любых обстоятельствах как община, как братство. Ведь без этого нельзя сохранить величайший дар свободы и любви, прежде всего, в самой церкви. А если церковь не будет иметь этого дара в своей чистоте и полноте, то как она может послужить им миру? Что она миру даст? Ибо все остальное у мира сего есть, и иногда даже больше, чем у нас. И ума, и средств у него хватает.

В миру много чего есть, и уничижать всё это не стоит, не уважать все это богатство мира сего не стоит. Но все-таки в Церкви есть нечто, чего в мире сем никогда не было, нет и никогда не будет. Да, вы сразу скажете: ну, конечно, мы понимаем, мы знаем, что в мире сем нет, скажем, любви к врагам, — и тут вы будете правы. Самое главное, чего в мире сем нет, не было и не будет — это любви к врагам. И ещё много чего к этому можно добавить. По сути дела мир сей не знает настоящей свободы, не знает он и настоящей любви. Он пользуется лишь фрагментами, частичными дарами истинной любви и свободы, но он очень часто хочет большего. Иногда прекраснодушно, нетрезвенно, а иногда очень серьезно. Поэтому в нашем современном жестоком мире вполне можно ожидать, что большая часть людей захочет слушать тех, кто принесет этому миру дар благодати, дар свободы и любви, дар познания истины. Все знают, что «Бог есть Любовь», и все готовы это принять. Проблемы же начинаются тогда, когда мы начинаем прояснять, какая «любовь» есть Бог? Проблемы являются тут как тут, стоит только сказать людям из мира сего, что Бог есть Любовь крестная и воскресная, но воскресная потому, что сначала она крестная, и что Бог есть именно такая Любовь, о чём писали ещё в древности святые отцы. Помните? Вы, конечно, помните, что Бог есть Любовь распинаемая и распинающая, распинающая Самое Себя, для того чтобы дать, подарить всем силу и свет Жизни вечной. Вот как только говорится об этом, людям становится страшно, и они готовы уже от Бога отказаться, потому что они — рабы страха. И стали они рабами страха ещё до своего рождения, ещё находясь в утробе матери своей. И в самом рождении, и в детстве, и в юности, и в зрелости эти страхи только нагнетаются. И никакие психологи, и психоаналитики, и психиатры этого страха преодолеть не могут.

Нам с вами нужно быть очень чуткими к тем знамениям, которые сейчас нам дает время. Нас это должно касаться в первую очередь. Нам нужно думать и о том, как помочь самой церкви исцелиться от страшных язв, которые она наследовала из прежних времен — от ХХ века, но и от времен ещё более ранних; и о том, как исцелиться людям, человечеству, которые к Церкви прямого отношения не имеют. Если мы хотим, чтобы «Свет Христов просвещал всех» — как это возвещает церковь — нам нужно очень многое сделать и внутри себя, и вокруг себя, и дальше, дальше. И терять впустую силы и время, разменивать все это на мелочи не стоит. Евангелие должно прозвучать для всех. И тогда придет конец, придет Божий Суд, как Свет миру, как Радость всей Земле. Сейчас апокалипсисом всех пугают, но настоящий христианский апокалипсис — это благовестие радости и света, обожения. Человек должен исполнить свое призвание. Человек должен стать снова сыном Божьим, даже богом, как говорит Христос. Мы часто забываем обо всем этом даже тогда, когда каждую неделю по какой-то своей внутренней потребности, по какому-то внутреннему своему влечению идем в церковное собрание для того, чтобы прославить Христа воскресшего. Но мы забываем, что это значит для нас, что это от нас требует, что мы должны делать, независимо от своего состояния здоровья, возраста, пола, социального положения, имущественного состояния, своей культуры, национальности, чего хотите. Все человеческие различия, как вы хорошо знаете, пред Богом не имеют никакого значения. Это всё — человеческие перегородки, которые до Неба не доходят, точно так же, как перегородки конфессиональные, по словам митрополита Киевского Платона в середине XIX в.

Будем же, дорогие братья и сестры, каждый раз, собираясь на воскресное богослужение в субботу вечером, в воскресенье утром — каждый раз вспоминать о высоте своего призвания, а значит и о своей личной ответственности за исполнение этого призвания. Не будем подавляться величием и сложностью задач. Если Бог с нами, кто против нас? «Все возможно верующему», — говорит нам слово Божие. Не будем забывать этого. И апостол Павел вторит: «Сила Божия в немощи совершается». Не будем бояться своей немощи, своей скудости, своей бедности, своей невключенности во многие современные контексты, своей отсталости от многих мировых процессов. Это не главное. Хорошо бы, чтобы этого не было, но все-таки не в этом счастье. Счастье в Боге! Где Бог, там и центр нашей жизни, все остальное провинциально.

Будем же собираться в общины и в братства для свидетельства о любви и свободе любому человеку, которого Господь нам пошлет как нашего ближнего! Будем утверждаться на этом пути и так всегда прославлять Христа воскресшего!

Аминь.

Пресс-служба братства «Сретение»