Корзина покупок пуста!
Отец Сергий Желудков (7.07.1909 — 30.01.1984) умел не только говорить и писать, но и молчать, когда это нужно
«Трудно передать обаяние этого человека, бесконечно доброго, открытого, с живым эмоциональным темпераментом, с острым чувством правды. Он отличался какой-то своеобразной, немного старомодной учтивостью, которая, впрочем, никогда не превращалась в угодливость. Люди чувствовали себя с ним легко, светло, свободно. Редкая тактичность, скромность, непритязательность, "безбытность" Желудкова, свойственная лучшим представителям российской интеллигенции, только подчеркивали значительность его фигуры. Природная сила ума легко восполняла пробелы в его эрудиции. Сам не подозревая об этом, он создавал концепции, которые на Западе считались новаторскими». Так об отце Сергии Желудкове писал его современник отец Александр Мень.
К сожалению, об отце Сергии осталось не так много воспоминаний, как этого заслуживает его жизнь. Отец Павел Адельгейм, как раз оставивший о нем свои заметки, признавал, что во многом был оппонентом отца Сергия, но с годами стал думать, что больше прав был отец Сергий. Несмотря на расхождения, отец Павел многому у него учился. Например, у него можно найти такие слова: «Безусловно грехом осуждения является злословие, пустое "перемывание косточек" своего соседа, сослуживца и прочих, не приносящее никому никаких плодов. Это грех, который следует приносить на исповедь. Спасает от осуждения только одно средство: уклоняться от празднословия. Отец Сергий Желудков обычно приходил побеседовать на разные темы, которые его волновали, но как только разговор переходил на конкретного человека, сразу поднимался, говорил: "Ну, мне пора" — и надевал своё тяжёлое пальто. Надо учиться молчать, когда сказать нечего».
Сегодня мы публикуем фрагмент из его апологетической книги «Почему и я христианин», написанной в 1970 году. В основу этой книги вошла его почти десятилетняя переписка о христианстве с профессорами духовных академий, священниками, мирянами. Как раз в эти годы в Советском Союзе некоторые священники, под давлением власти, открыто, иногда с амвона, заявляли об уходе из церкви. Были модны статьи в газетах под названием «Почему я не верю в Бога» и т.д.
Эта книга, как и другие работы отца Сергия, распространялась в СССР через «самиздат» и многим людям помогла укрепиться в вере.
***
Почему я христианин, а не избрал себе другую религию? Я принял христианство, можно сказать, по наследству — это религия отца и матери, родного народа. Но затем и в некотором личном духовном опыте я убедился, что христианство — высшая форма религии. «Сколько бы ни возвышался дух человеческий — высота христианства не будет превзойдена» (Гете, Разговоры). Нет и не может быть уже никогда для нас более возвышенного переживания идеи БОГА, чем это дано нам в христианстве, и мы не могли бы уже религиозно преклониться ни перед чем, что оказалось бы НИЖЕ этого — ниже нас самих... В христианстве — оптимальная идея БОГА: значит, христианство и есть самая истинная религия. Это религия Бога Живаго — БОГА, любящего мир, нисходящего в мир, состраждущего миру в его свободной судьбе. В символах христианства Сам БОГ в лице Предвечного СЫНА приходит к нам, становится совершенным Человеком и в этом немыслимом уничижении, сохраняя нашу свободу, приобщает нас к самой сущности Божественной жизни — к Своей любви. «...И по великой любви Своей не пожелал Он стеснить свободу нашу, чтобы любовию сердца нашего приблизились мы к Нему» (преподобный Исаак Сирин). «Царь Небесный за человеколюбие на земли явися и с человеки поживе» (стихира). Предел этого уничижения, этой любви — Крест:
Иже славы Господь
в неславые зраце (в бесславном виде)
на древе, обезчещен,
волею (по Своей воле) висит -
о Божественной мне славе
несказанно промышляя.
(канон)
Христианство — это религия любящего, страдающего, Святого Бога; и это религия ЧЕЛОВЕКА, любящего Бога, работающего для Бога, страдающего с Богом, восходящего к Богу, достойного Божественной славы... Христос — «единый Посредник», Вечный Человек, «предавший Себя во искупление всех», единый Безгрешный Человек, в Котором «оправдалось пред Богом» все человечество. В юридических символах отображается таинственное ЕДИНСТВО всех людей доброй воли в Христе - в Его всечеловеческой Церкви.
Тайна Личности Христа сверхразумна. В сущности, ведь даже и для нас, христиан, остается вечно неизвестным, где же проходит граница между историческим и символическим, абсолютным и условным в самих Евангелиях, в самих догматах христианства. Нет границы нашим «частным» недоумениям — а «Целое стоит незыблемо, как и прежде»… Можно не сомневаться, что наш несложный церковный мистический опыт личной Божественности Иисуса Христа пребудет до скончания века. Но такова парадоксальная правда, что в самой Церкви Христовой есть много людей доброй воли, которым эта благодать «личного» почитания Христа недоступна. Так это и должно быть: ибо «Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили» (по Матфею, гл. 20). Не только атеисты, но и многие глубоко религиозные люди не называют Христа своим Господом: таковы на нашей памяти, например Лев Толстой, Ганди, Альберт Швейцер; таковы некоторые из самых уважаемых наших знакомых. Ясно, что они в этом не виноваты. «Кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему» (по Матфею, гл. 12). Но есть общая для всех нас Святыня, пусть не личная, собирательная СВЯТЫНЯ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ. Это не «миф», не выдумка, мы реальнейше осязаем ее в ситуациях практической жизни, когда нам является истинное Величие, блистающая Красота человеческого духа, — когда среди нас «изображается Христос». Об этом я, как умел, рассказал выше. Это Святыня, которую одинаково чтут все верующие и все неверующие люди доброй воли. Этот собирательный Идеальный Человек уже достаточно определился и «накопился» в священных мгновениях всечеловеческой жизни. Как же отнесется БОГ к Идеальному Человеку? Признает ли Бог в Человеке возлюбленного Сына, посадит ли одесную Себя на небесах, дарует ли участие в Своей абсолютности? Этот вопрос о собирательном Идеальном Человеке ставится для всех совершенно так же, как в христианстве он ставится лично о Христе — и совершенно так же в ОТВЕТЕ решается вся тайна существования. Либо ДА, — и это значит, что у нас есть БОГ, Отец наш Небесный. ЛИБО НЕТ, и это значило бы, что Святыня идеальной человечности, в которой мы видели высшую ценность бытия, растоптана и поругана, повергнута в прах… Это значило бы, что «нет Бога», что Разумное Начало и Смысл бытия — злое Начало, кощунственный Смысл. Тогда вообще не о чем нам думать и говорить, тогда все, все для нас — только путь в никуда, проклятие, бездна отчаяния. Достоевский однажды написал, что если бы оказалось, что «истина вне Христа», то ему «лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной» (письма к Фон-Визиной, 1854). Он прав — даже и в том случае, если смотреть на Христа только как на Символ святой человечности: ибо истина без Христа, ТАКАЯ истина — безбожна и бесчеловечна, бессмысленна и чудовищна… У каждого из нас и у всех нас вместе только в том случае есть вечная судьба и надежда, если верно высочайшее слово о Боге и о Человеке, сказанное в христианстве. Итак, даже понятное «только символически», христианство имеет универсальное, решающее значение для всех людей на земле.
Христианство сверхразумно, как сверхразумна вся тайна бытия. Христианство совершенно бездоказательно и «не убедительно» — в том смысле, что не принудительно. Есть только прагматические аргументы, которые отталкиваются от других, как мы надеемся, ложных решений мировой тайны. Совершенно ясная для всех отрицательная правда заключается в том, что без религии в человеческом существовании нет никакого доброго смысла и нет никакой надежды. Наша положительная вера свободна. «ВЕРУЕМ», — в этом слове не насилие над свободною мыслью, а свободная интуиция, свободное преклонение, свободное дерзновение, свободное доверие, свободная надежда. И если бы мне предложили «совершенно своими словами» дать самый краткий отчет в нашем уповании, то «с лицом, проникнутым смирением», я ответил бы приблизительно так: мы веруем - мы надеемся, что та духовная Красота, которая открывается нам в Личности Христа и везде там, где в нашей жизни изображается Христос, - мы надеемся, что эта Красота имеет абсолютное, Божественное значение, единосущна Божественной жизни, - что это и есть сама Божественная жизнь, которая является нам сегодня в человеческом уничижении, а завтра во славе для всех… Связанные с этим человеческие надежды безграничны:
ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ ИЗ МЕРТВЫХ,
СМЕРТИЮ (любовию!) СМЕРТЬ ПОПРАВ
И СУЩИМ ВО ГРОБЕХ
ЖИВОТ (вечную жизнь) ДАРОВАВ!...
Это невместимо огромно — но ничто «меньше» было бы недостойно нашей Святыни. В этом уповании мы должны бесстрашно, с доверием к Богу нашему встретить и пережить все испытания, страдания, неудачи, конец нашей личной истории. Смысл всечеловеческой и личной истории сокрыт в непостижимой Вечности; и мы веруем, что это будет Вечность Иисуса Христа.
