Интервью учёного секретаря СФИ проф. А.М. Копировского об архиепископе Михаиле (Мудьюгине)

А.М. Копировский: В нем было много сильно друг от друга отличающихся человеческих качеств. Злым я его не видел никогда. До жесткости строгим — видел. Властным, и несколько одноплановым в этой своей властности— да.

Помню его в конце 70-х гг. в Вологде, когда он ещё был правящим архиереем: он вел службу и шёл после службы, так что к нему даже близко было не подойти! Не думаю, что он играл. Видимо, «железо», которое было тогда в его голосе, присутствовало и в его характере. Потом я узнал, что он — настоящий богослов, что у него кроме духовного ещё два светских образования, что он кандидат технических наук, что он был женат и у него дочь, и сильно его зауважал.

Потом помню его  в 1987 г. на конференции, посвященной 1000-летию крещения Руси, в Москве. Там выступал с докладом «Духовность и духовничество» митрополит Сурожский Антоний. И владыка Михаил ему довольно резко возражал.

А.М. Копировский: Каким должен быть духовник. По мнению владыки Антония, духовнику мало иметь ум, образование и даже благодать рукоположения, ему необходимо иметь качества сродни гениальности. А владыка Михаил говорил, нет, ничего подобного: благодать дается в рукоположении, этого достаточно — иди и делай.

Принципиально важным для меня поэтому было увидеть его в самом конце жизни, после инсульта, совсем в ином качестве. Он, один из ведущих богословов нашей церкви, который ездил на международные конференции, владел несколькими иностранными языками, в том числе, латынью, был ректором духовной академии, правящим архиереем — и вот, все это кончилось. Человек старый, больной и почти заброшенный (ему помогала очень пожилая женщина, его бессменный секретарь в течение многих лет). Он жил в однокомнатной квартире, в пятиэтажке на окраине Питера,  в совершенно ужасных условиях.

Я брал в него интервью для «Православной общины»  (см. «Православная община», №55 (№1, 2000), с. 115-121, там же далее помещено интервью, которое владыка дал позже Дмитрию Гасаку, с.122-128).  Он лежал, почти не двигаясь, после инсульта, говорил с трудом. Но — абсолютно ясный ум, внутренняя радость, открытость, совершенное спокойствие, никакой досады на окружающую обстановку. Это был настоящий духовный аристократизм! В частности, владыка выразил большое сожаление, что они с о. Георгием мало общались. Он не только отвечал на вопросы, был и просто разговор. Спросил меня: «А Вы чем занимаетесь в журнале?» Мы ведь были с ним знакомы в 80-е гг., когда я тоже преподавал в Ленинградской духовной академии. Я сказал, что кроме отдельных статей, веду там поэтический раздел, публикуем, в основном, классику. «Какую классику?» Отвечаю, что недавно публиковали А.К. Толстого. «Как хорошо! Ну, что-нибудь почитайте». Читаю из «Иоанна Дамаскина»: «Благословляю вас, леса, долины, нивы, горы, воды…» — стихи, ставшие потом очень известным романсом. И вдруг он запел! Лежа на кровати, еле двигая языком… И мы с ним дуэтом пропели все до конца — это был просто восторг! Вот когда он освободился…

А.М. Копировский: Обычно попечитель — тот, кто может что-то дать: возможность зарегистрировать организацию, имя или просто деньги. У нас попечительский совет изначально был устроен иначе: в него всегда входили люди, способные понять то, что мы делаем, и поддерживать это. И еще: с ними можно посоветоваться в сложных ситуациях. И то, что он дал свое согласие на участие в попечительском совете нашего института, было для нас очень большой поддержкой. Но он делал больше.  Он дал благословение на «Катехизис» о. Георгия и сам написал к нему предисловие. В его предисловии говорилось, что «Катехизис» — книга особо ценная, это редкий, гигантский труд освоения и преподавания Слова Божьего и т.д. А в конце так: «Призываю Божье благословение на создателей этой книги и желаю ее дальнейшего печатания и широкого распространения». Это было очень серьезно, потому что он ничего просто так не благословлял. Хотя понятно, что он поставил своё имя под удар.

А однажды он приехал на наш Собор, уже практически ничего не видя. Но телесно он был крепок, даже по лестнице на четвертый этаж, можно сказать, почти взбежал. И выступал перед всеми так значительно, в лучшем смысле слова - солидно, что многие перешептывались: «Настоящий епископ!».

А.М. Копировский: В конце жизни, уже в середине 90-х  годов, будучи глубоким стариком, он написал и издал две книги. Первая — «Введение в основное богословие», где он как богослов очень глубоко, хотя и кратко, на высоком духовном и культурном уровне изложил основные темы своего предмета — христианское учение о Боге, о Христе, о человеке, о творении мира и т.д. Вторая книжка была тоньше, но значительно актуальнее — «Русская православная церковность». В ней он высказался по всем «болевым точкам» церковной жизни. В предисловии он написал: «Не пора ли начать говорить правду?» Конечно, правду можно сказать по-разному. Говорили и до, и после него, и более резко, но он сказал серьезно и глубоко. Написал, что в нашей церкви обрядоверие затмевает таинства; что суеверие часто бывает на месте веры; что нужен русский язык в богослужении; что нужно гораздо лучше знать Писание; что иконостас мешает службе, отделяет клир от народа; и что священники за ним, бывает,  вместо того, чтобы молиться, болтают или делают вид, что молятся; что необходимо правильное почитание Богородицы, святых и икон, т.к. здесь очень много искажений. Он писал о том, что богослужение часто бывает формальным, в нем есть бессмысленные повторения. Предлагал поставить во всех храмах по периметру скамейки. И очень сильный акцент делал на том, что в церкви единство должно быть не внешним, и поэтому с инославными нужно общаться более тесно. Вот это — его церковная позиция. И, учитывая его церковное положение, позиция очень внушительная. Эти его книги проигнорировали, в церкви их не обсуждали. Но все равно они  —  факт, на который можно ссылаться.

И еще пример значительности его слова. Владыка, совершенно слепой, двигаясь  с большим трудом, приехал в храм Новомучеников и исповедников Российских в Питере, где большинство тогда составляла наша община. Служить он, естественно, уже не мог, молился в алтаре. Но в конце службы он вышел на амвон и произнес проповедь. А после проповеди  сказал: «Я чувствую здесь дух подлинной молитвы,  дух настоящего христианства».

Одна эта фраза стоит очень много. Ведь это была еще одна констатация: мы идем правильно,  делаем то, что нужно церкви.