Ганс Бальтазар. Слава Господа. Богословская эстетика. Том I: Созерцание формы.

В данной работе мы попытаемся представить христианское богословие в свете третьей трансценденталии, а именно присовокупить к понятиям verum (истинное) и bonum (благое) и третье – pulchrum (прекрасное).  Из предисловия будет видно, какой ущерб нанесла христианской мысли утрата этого ракурса, который когда-то всецело определял богословие. Речь идет не о том, чтобы по прихоти отправить красоту на непроторенный запасный путь, а чтобы вернуть ее на прежний, магистральный, не утверждая при этом преимущества эстетического принципа перед логическим и этическим. Трансценденталии нерасторжимо связаны между собой, и поэтому пренебрежение одной из них разрушительно влияет на остальные. В качестве общего пожелания хотелось бы сказать, что хорошо было бы не сводить заведомо этот опыт – а на большее данная работа и не претендует – к «эстетствованию», а, по крайней мере, попытаться вслушаться в то, о чем здесь пойдет речь. Первый том будет постепенно прокладывать дорогу этой теме, приближаясь к ней предметно и исторически. В основной части он поднимет тему богословского познания, в первую очередь его субъективной структуры, а затем и условий его приложения к богословию. Тот факт, что при этом всплывет множество вопросов, которые обычно разрабатываются так называемым фундаментальным богословием, не должен создавать обманчивое впечатление, будто мы здесь развиваем фундаментальное богословие, отличное от догматики и противоположное ей; ход рассуждений скорее будет убедительным свидетельством нерасторжимой связи этих двух аспектов богословия.

 

Но этого еще не достаточно для того, чтобы проторить дорогу к главной проблеме, вопросу о богословской красоте («Слава») самого откровения: второй том, вводящий в суть вопроса, доказывает и демонстрирует главные тезисы, дополняя этим первый. Здесь не будет последовательно излагаться история богословской эстетики, как это было сделано, например, в средневековом труде Эдгара де Бройна, а будет представлена цепочка монографий о наиболее значимых для формирования богословия персонах, от Иринея до наших дней, а тем самым и типология соотношений между красотой и откровением, с формальной точки зрения бесконечно разнообразных, но в своей целости указывающих на то, что не бывает и не может быть глубокого и исторически плодотворного богословия, которое не было бы зачато и рождено от констелляции καλός и χάρις. Главным содержанием третьего тома станет сопоставление философской и богословской эстетики. В нем будет необходимо проработать отдельные темы, не затронутые в первом томе. Речь пойдет о том, чтобы 1) исследовать сущность концепции «Славы» (как трансцендентальной красоты) в рамках западной метафизики (в ее поэтической, философской и религиозной формах); 2) сопоставить результат со «Славой» в Библии Ветхого и Нового заветов и 3) проследить ее проникновение в экуменическое богословие (Византия – Рим – Виттенберг). В качестве дополнения необходимо будет поднять вопрос о христианском искусстве.

 

Если прекрасное объективно находится в точке пересечения двух факторов, которые Фома называет species и lumen, формой и сиянием, тогда их встреча отмечена двумя процессами – видения и отрешения. Учение о видении и восприятии красоты («эстетика», как его называет «Критика чистого разума») и учение об отрешающей силе прекрасного подчинены друг другу, поскольку никто не может по-настоящему увидеть, если еще не отрешился от всего, и никто не может отрешиться, если не воспринял. То же относится и к богословской взаимосвязи между верой и благодатью, потому что вера, отдаваясь, постигает форму откровения, в то время как благодать уже ранее вознесла верующего в божественные миры. По этой причине первый и третий тома этой работы постоянно ссылаются друг на друга. Чтобы удерживать равновесие, «Богословская эстетика» должна стать продолжением «Теодраматики» и «Теологики». Если первая исследует главным образом восприятие божественного в егооткровении, то вторая занята по большей части содержанием этого восприятия, божественным действием  в отношении людей, а третья – характером божественного (точнее богочеловеческого и в этом смысле всегда богословского) выражения  этого действия. Только тогда pulchrum займет соответствующее место в этой структуре: как средство, при помощи которого божественное bonum  себя дарит, а verum высказывается Богом и понимается человеком. Бог дал Аврааму первую заповедь веры не в виде словесных формул: то, что тот воспринял, было истиной божественного действия над ним, которое, возможно, лишь столетия спустя было истолковано человеческими словами. И не в смысле фаустовско-фихтеанского «вначале было дело», поскольку уже сама драма между Богом и человеком являет собой Логос-Смысл-Слово, но слово осуществленное, открывающее новое измерение по сравнению со словом доказательным. Этот первый том Эстетики был написан благодаря поддержке фонда Pro Helvetia, которому за это искренняя благодарность.