Корзина покупок пуста!
Колымагин Б. Искушение культурой: Проблемы взаимодействия Церкви и культуры в современной России. Сборник статей, - Москва, ООО "Русский импульс", 2008, - 300 с.
Мягкая обложка. печать офсетная. Бумага офсетная.
СОДЕРЖАНИЕ:
Вступление
По прочтении этого издания долго не удается избавиться от приятного удивления. Во-первых, от ощущения неформальной цельности, в которой предстают разрозненные, казалось бы, статьи автора, написанные в разное время на разные темы. Во-вторых, от точного соответствия названия сборника "Искушение культурой..." не только теме означенной проблематики, но и своего рода выстраданной позиции автора - человека, парадоксальным образом в полной мере и светского, и на редкость церковного. Последнее - в том самом, традиционном понимании этого слова, что оценить теперь могут, увы, далеко не многие из завсегдатаев храмов или вознесшихся в своей исключительности над миром "русских православных". Собственно, автор уже во вступлении честно говорит о своем видении серьезных барьеров, препятствующих росту и укреплению Церкви не только со стороны внешних. "Естественная альтернатива фундаментализму - это жизнь по евангельским заповедям. Это появление новых, открытых для диалога, для дел милосердия, для культурного делания общин. ...Церковь стоит перед новым "экклезиологическим вызовом", и от успешного его решения во многом зависит дальнейший характер взаимоотношений Церкви и культуры".
Однако, в книге не умалчивается и об изначальном едва ли не антагонизме, существующем между Церковью и культурой, когда Церковь, как известно, бывает склонна предпочитать Иосифа Волоцкого преподобному Максиму Греку. Тем не менее, "художник, как и любой человек, не может уйти от выбора, от предпочтений", поэтому бесспорность того, что "религия питает художника, дает его творчеству определенные импульсы", вовсе не гарантирует этого, несомненно религиозного, "человека", от противоречий с какой-либо из институционализаций "на религиозной почве". Причем, из книги достаточно ясно, что речь в таком случае идет не о Церкви, а о многочисленных ликах Церквей, при которых подобного рода проблемы могут и даже обязаны возникать.
И здесь церковный фундаментализм воспринимается автором как "явление антикультуры", чего, впрочем, не скрывают и многие другие светские и религиозные эксперты. Но у Бориса Колымагина эта форма антагонизма в соответствующей статье сборника определяется не результатом конфликта между Культурой и Церковью, а противостоянием, где Церковь и Культура одинаково подвергаются нападкам со стороны их общего врага - фундаментализма. В итоге "одни, поддавшись на искус фундаментализма, стали видеть в культуре исключительно происки лукавого", а другие оказались в ситуации, когда "стараниями "ревнителей" "имя Божие хулится между язычниками". Абсурдному "процессу самоуничтожения" церковного авторитета способствует и борьба "фундаментализма" с культурой церковной - то есть внутренней, заметно отличающейся от светской культуры этико-эстетической составляющей церковного мира. Позорные для религиозной организации прецеденты с изгнанием проректора СПбДА профессора о. Григория Тельписа, с разорением Марфо-Мариинской обители, превращенной из сиротского приюта в доходный "пиар-проект", с потерей для России по прихоти сомнительного псковского архиерея иконописца Зинона, с рейдерским захватом Рязанского кремля, а до него - противозаконным овладением громадной долей общенационального достояния - все это указывает на одну из российских Церквей как на ярко выраженное антикультурное явление. Но сама Церковь имеет к этому такое же отношение, какое имел Христос к палачам из Святой инквизиции или к аферам на строительстве храма Христа Спасителя.
Сходную причину видит автор и в общественной обеспокоенности ситуацией вокруг клерикального проталкивания в систему светского образования так называемых "Основ православной культуры", сформулированных небезызвестной Аллой Бородиной. Давно известно, что, с одной стороны, никто в России не отрицает актуальности вопроса о преподавании учащимся знаний о религии, в отношении которых у нас наблюдается катастрофический провал. С другой стороны, коррумпированные церковные и светские клерикалы, стремящиеся использовать религию в качестве общенациональной идеологии, не оставляют попыток внедрить под видом знаний нечто очень рискованное - вульгарно изложенную конфессиональную версию представлений об истории, культуре, мировоззрениях и вероисповеданиях. Автор является сторонником изучения православной культуры, так как "православие, судя по всему, становится государственной идеологией", однако считает, что "дела с религиозным образованием обстоят плохо". Трактовка, в которой православная культура предлагается Аллой Бородиной, явно неуместна, а с другой, по его мнению, "попытки подлинного воцерковления общества и культуры наталкиваются на силы противления", которые суть "секуляризм и фундаментализм". Здесь, как и в некоторых других публикациях Колымагина, обнаруживается та самая парадоксальность принадлежности автора - одновременно - "светскому" и "церковному" миру, где одинаково обязательным для обоих воспринимается им "воцерковление", совсем не похожее на "клерикализацию".
Внимательному и честному, но исключительно светскому читателю, далекому от идеи церковности, такое настроение автора бросится в глаза сразу. Ощущение этой "навязчивой идеи" в большинстве статей сборника будет правильно воспринято осознанным лейтмотивом и может показаться кому-то неуместным. Однако, это - позиция, позиция, почти незнакомая светскому и околоцерковному обществу в силу того, что она не только христианская, но и активная. Пусть понимают это пока еще и сравнительно немногие, но такая позиция не имеет ничего общего с настойчивостью клерикалов, занятых внедрением в общественное сознание псевдохристианской идеологии. Потому что мировоззренческая призма, через которую автор воспринимает все происходящее в мире, есть исключительно его личное мировосприятие, которым он делится с читателем, не навязывая такового. Не требуя едва ли не законодательно признать свое видение мира единственно верным и обязательным для всех, что, в общем-то, и отличает проповедь от пропаганды.
Искусство в представлении о нем Колымагина религиозно всегда. И в случаях, когда в творчестве авторов присутствуют образы и трактовки, имеющие явно церковный источник, и тогда, когда такой "стимул" не имеет, на первый взгляд, никакого отношения к привычным культовым формам религиозности. Иллюстрируя это, автор обращается и к поэзии андеграунда 60-80 годов, и к русской литературе XIX века, и к постмодернистским феноменам Льюиса, Честертона и Толкиена, и к творчеству проклинаемых религиозными фундаменталистами современных художников и литераторов.
Он скорбит о кричащем несоответствии энергичности, с которой внедряется в общенациональную культуру шоу обретения и демонстрации мощей и игнорирования памяти о Свете, который несли в себе личности, наполнявшие когда-то жизнью сегодняшние останки. Вспоминая, например, о старце Серафиме Саровском, автор не без иронии замечает: "Многое из того, что он делал, дало бы сегодня повод обвинить его в "обновленческих проектах", самый сильный из которых - поучение о стяжании Св. Духа, записанное учеником старца, Н.А.Мотовиловым. У обретшей святые Серафимовы мощи Русской Православной Церкви есть повод вспомнить о духовных заветах святого. Ведь можно сколько угодно ходить вокруг легендарной канавки, прикладываться к иконе, произносить длинные речи - и не почувствовать, не приять самого главного - "Христос воскресе, радость моя!". Даже из примера этого крошечного фрагмента одной из статей сборника угадывается та пропасть, которая разделяет "клерикализм" и "церковность". Эти два понятия, смешавшиеся в косном сознании нашего обезбоженного современника, неожиданно оказываются будто по разные стороны разрушенного историей моста, перекинутого когда-то через бездну. Как ни дико показалось бы подобное кому-либо в христианской Византии в эпоху ее расцвета, но сегодня институциональное торжество благословляемой властью Церкви могло быть только антагонистичным и истинной Церкви, и истинной Культуре.
Впрочем, это чудо их единения, как прозрачно намекает автор, все же свершается сегодня в России. Оно происходит прямо на наших глазах - на фоне саморазрушающейся антикультуры технологической гордыни и распадающейся иллюзии псевдодуховной идеологии исключительности. Христос буквально "восстает из пепла", и рождается - быть может, впервые - на самом деле живая Православная Культура:Во печи трава вырастала,
На траве цветы расцветали,
Во цветах младенец играет,
На нем риза солнцем воссияет,
Евангельскую книгу сам читает...(стих о Милостивой жене, милосердной)
Завершается сборник выдержками из дневника автора - паломнического дневника, в котором есть одно-единственное повествование о поездке в Константинополь - и более никакого Ближнего Востока или лазаний в пещеру Симона Канонита. Остальные паломничества Колымагина совершаются буквально на расстоянии "вытянутой руки" и не имеют ничего общего с туристическими турами. Это посещение храма или близких друзей, поездка за грибами или открытая книга, когда неизбежно происходит "паломничество в себя". В то, что и есть внутри каждого из нас, - святое. Что давно забыто и считается немодным, как повод для воспоминаний.
Однако именно к этому - к постоянному внимательному паломничеству в осознание в себе искры Божией и сподвигает книга Бориса Колымагина. Книга о мире и Церкви, культуре и Культуре, "человечках" и венце творения...Михаил Ситников
для "Портала-Credo.Ru"
