В часовне Свято-Филаретовского института прошла читка сценической композиции будущего спектакля «Зачарованные смертью» по новой книге Светланы Алексиевич «Время «second-hand» (Конец красного человека)» в исполнении актера и режиссера МДТ «Театра Европы», художественного руководителя Авторского театра Санкт-Петербурга Олега Дмитриева.
Светлые стены, иконы, Распятие — неожиданно оказались органичной обстановкой для чтения текста Светланы Алексиевич. В часовне СФИ около ста человек — искусствоведы, театральные критики, ученые, журналисты и члены Преображенского православного братства. Кто-то шел целенаправленно на С. Алексиевич, кому-то оказалась близка тема жертв советского режима, кто-то пришел, казалось, почти случайно.
Перед началом выступления ведущая вечера Татьяна Авилова сказала о том, что тема «красного человека» очень актуальна для современного человека, в связи с чем в Преображенском братстве в течение прошедшего года прошло несколько семинаров , объединенных общей темой антропологической катастрофы, происшедшей с человеком в тоталитарном советском государстве, и размышлением о путях выхода из нее.
Удивительно созвучным оказалось вступление Олега Дмитриева, ученика знаменитого режиссера МДТ Льва Додина:
— Наш театр родился в 2008-м году. Его открытие мы приурочили к дате уничтожения великого поэта Осипа Мандельштама, на личности которого сошлись силовые линии мщения государства человеку за то, что человек может быть человеком.
Вся трилогия, заключительной частью которой является будущий спектакль «Зачарованные смертью» по роману Светланы Алексиевич, над которой работает Олег Дмитриев — это попытка ответить на вечный вопрос: кто мы? чьи мы наследники? — замученного в лагерях Осипа Мандельштама или оперуполномоченного четвертого отделения СПО ОГПУ Николая Шиварова, чекиста, пытавшего поэта. Через два с половиной часа напряженного чтения ответ оказывается самым трудным: мы наследники и того, и другого. Кажется, что зло, как осколки зеркала из сказки Андерсена, рассыпанные по всему миру, невозможно выбрать, отделить от добра. И в более глубоком, христианском понимании — сам мир сей воистину двулик. Если бы он был однозначно плох, все было бы проще. Но добро и зло в нем тотально перемешаны, и, что сложнее, — они тотально перемешаны в нас самих.
Представьте себе казахскую степь. Ровное, уходящее за горизонт пространство. Зимой — минус сорок, летом плюс тридцать. Карлаг был организован 19 декабря 1931-го, центр лагеря располагался в селе Долинка, в 45 км от Караганды. Карлагу было отведено 160 тысяч гектар земли. Это было государство в государстве. Зэковское государство. По приблизительным данным за двадцать лет существования в статуе ИТЛ (исправительно-трудовой лагерь) в нем побывало около миллиона человек. «По приблизительным», потому что архивы Карлага все еще засекречены.
Ничего этого в пьесе, написанной на основе текста Светланы Алексеевич, нет. А есть четырехлетняя девочка, родившаяся здесь, на зоне, у ч/с (члена семьи врага народа) отказывающаяся от своей миски с кашей (а есть ох как хочется!) чтобы во время обеда лазом под колючей проволокой пробраться в «барак к мамам». В барак, где мамами пахнет буквально все, и нет в этом мире ничего более прекрасного! Хотя самих мам там нет — их угоняют на работу. Потом дети находят чудо из чудес — кошку! И кормят ее слюной, потому что ничего другого у них нет. Потом детдом, где оказывается, что ее мать — это Родина, а отец — великий, непостижимый, самый лучший в мире товарищ Сталин. Спустя много лет Анечка вырастет и будет удивляться, почему все так хвалят «Один день Ивана Денисовича», там ведь нет ничего интересного? Для нее все это было совершенно обычно, привычно, нормально: зона, барак, параша…
«Нормальность» жизни в зоне — одна из ключевых тем произведения. Родившимся в зоне все зэковское кажется нормальным — отсутствие «своего», и в то же время слитность с чем-то большим и общим, когда за тебя все решено и не нужно ни за что отвечать. Но при этом какое-то космическое одиночество и незащищенность, т.к. в любой момент ты можешь быть лишен всего, унижен. Размеры этой «зоны» выходят за пределы ГУЛАГа и достигают, как минимум, границ «союза нерушимых республик свободных». И отсюда страх. Всепоглощающий страх и ужас, невероятным образом уживающийся с уважением к порядку, к государству, которое живет, дышит, утучняется, приводит в движение какие-то свои таинственные механизмы и несет всех в неведомую, загадочную светлую даль.
Три поколения, представленные нам в спектакле: дед, мать и сын — это три взгляда на историю и жизнь. Взгляд деда — палача и страшный рассказ о том, как просто можно сделать из человека нечеловека. Взгляд матери — жертвы от рождения, всем существом своим стремящейся к любви и не умеющей ее воплотить, в конце концов, решившейся не быть… И сына, рвущегося на свободу от пут своего рода и постепенно приходящего к пониманию, что никаким внешним способом эту проблему решить нельзя.
Три реальных человека, живущих рядом с нами. Но в конце оказывается, что они — живут в нас самих, — в сердце, в крови, в каждой клеточке.
Режиссер Олег Дмитриев словами героя пьесы сказал: «Есть надежда, что со страхом мы можем расстаться. От того, сможем ли мы победить сами в себе этот страх, во многом зависит будущее — и наше личное, и будущее страны, в которой мы живем». Большинство присутствующих на вечере — люди верующие, безусловно, связывают эту надежду со Христом, с Тем, Кто на протяжении всех Евангелий говорит твердо и милосердно: «Не бойтесь!» Иначе всерьез говорить на тему покаяния, исправления и искоренения зла в нас самих — невозможно. Но разговор о покаянии в светском обществе чрезвычайно не простой, и об этом шла речь после того, как отзвучали долгие аплодисменты.
Лариса Мусина, заведующая учебно-методическим отделом Свято-Филаретовского института, поблагодарила участников театра за возрождение в театре пророческого слова и гражданского действия, которого так ждали от театра в 80-е годы и которого так мало сейчас.
«Мы занимаемся подобной проблемой уже больше 20 лет, — поделился размышлениями Лев Гудков, д.филос.н., директор Аналитического центра Юрия Левады. — Мы занимаемся темой советского человека, проблемой его памяти и беспамятства. Поэтому все, что говорили герои, чрезвычайно важно для нас. Мы, со своей стороны, фиксируем не просто ситуацию вытеснения памяти, а невозможность осознания того, что в обществе нет основания, нет той позиции, с которой можно это осознание начинать. Нет четкого понятия, где жертвы, где палачи. Есть страстное желание забыть, не думать об этом. Поэтому проблема заключается в морали — самой сложной субстанции. Сталинское время — глубоко имморально: не работает ничего, кроме каких-то первичных социальных связей, да и те, как мы видим, легко разрываются. Следствием этого сегодня является мощный пласт равнодушия, который лежит в основании в нашего общества, цинизм, уничтожающий всякие ценности. Нужно думать об этом, привлекать внимание».
Известный историк театра, литературовед Виолетта Гудкова говорила о прекрасной прозе Светланы Алексиевич и о трагедии талантливой художницы русского слова, которая не может жить у себя на родине, в Белоруссии, подвергаясь гонениям за ту трагическую правду, о которой говорят ее книги. И о высокой ответственности театра, который берется эту прозу ставить художественными средствами.
Алексей Журавский, к. и.н., доцент СФИ и ведущий научный сотрудник Института восточных культур РГГУ, напомнил о том, что в Германии уже было два поколения немцев–писателей, которые тяжело переживали эту тему и говорили о ней. Как осмыслять то, что было? Как нужно относиться к нашим родителям, к дедам? «В нашей стране двух подобных поколений не было, а третьему, нашим сыновьям, это уже почти не интересно, — сказал Алексей Васильевич. — Поэтому нам нужно сейчас пытаться это осознать в самих себе, чтобы произошло искупление. Нужно искать корни произошедшего, искать их глубоко, не надо ограничиваться одной революцией. Поколение революционеров выросло как раз при том строе, который сейчас принято идеализировать».
«Я из таких детей, о которых тут говорилось, я тоже дочка врага народа, — начала свое выступления одна из зрителей спектакля Зоя Федоровна Недзельская. — Мне хочется поблагодарить за то, что авторам спектакля удалось передать страшную истину, которая была на самом деле, удалось не сфальшивить. Мне жаль, что в этой часовне помещается так мало народу, об этом нужно говорить на всю страну. Как сказала Надежда Мандельштам: «Надо иметь мужество, чтобы подводить итоги»».
В заключение встречи Маргарита Федотова, журналистка, издатель «Истории России и дома Романовых в мемуарах современников», очень точно подметила, что сегодня в искусстве важно найти интонацию, которая бы лучше соответствовала документам.
Олег Дмитриев назвал прекрасную прозу Светланы Алексиевич «документальной болью». Переплавленная в ее сердце и открытая через ее слово миру, она продолжает жить в каждом из нас.
Главным состоянием, которое испытывали люди, уходившие со встречи, и о котором позже свидетельствовали, было глубокое потрясение от встречи со страшной правдой истории, с трагичностью человеческих судеб, с настоящей подлинностью текста С. Алексиевич и, конечно, от личной причастности Олега Дмитриева к теме, требующей от человека «мужества подводить итоги».