На вопросы «Кифы» отвечает профессор СФИ, катехизатор А.М. Копировский
- Какие произведения Лескова Ваши самые любимые и почему?
Их у меня два: «Соборяне» и «Однодум». Мне кажется, в них больше всего подлинного христианства - не романтического, а того, на которое сердце отзывается как на реальность, как бы всё это ни было оформлено чисто художественно.
В «Соборянах» дело даже не в отдельных личностях, таких как отец Савелий или дьякон Ахилла, а в том, что все они вместе составляют какое-то единство, которое Лесков называет «Старгородской поповкой». Они взаимодействуют, и создается некоторое поле, очень чистое, живое, яркое.
Что касается Однодума, который Библию так прочел, что «до Христа дочитался» - для мира сего это символ сумасшествия. А на самом деле это реальность жизни. Для меня Однодум - не просто остроумная сказка на христианском материале, а уверение в том, что так можно жить, нужно жить. Есть ощущение свободы и в том и в другом произведении.
А еще я люблю и «Мелочи архиерейской жизни». Они меня очень вдохновляли в советское время. В них речь идёт о том, что в церкви не одни аскетические подвиги или, наоборот, не только тупики и человеческие страсти. А есть по-хорошему смешные вещи и возможности нетривиально решить любую проблему.
- Не раз приходилось слышать, как Вы в качестве катехизатора на оглашении поминаете Лескова. Почему? Потому что он именно огласительных вещей искал, видел их недостаток (здесь можно вспомнить его известные слова «Русь была крещена, но не просвещена», постоянное упоминание необходимости читать Писание, жизнь соотносить с верой)?
- То, о чем Вы сейчас говорите, нужно скорее для катехизаторов - чтобы как-то вдохновиться и немного расширить кругозор.
А на оглашении я его упоминал, прежде всего, как пример хорошего «соединительного мостика» от строгой аскетической жизни к той жизни, которой живет обычный человек, приходящий сейчас в церковь. Нельзя мгновенно щелкнуть переключателем: вот, ты был светским, а теперь стал церковным, без всякого перехода. О. Георгий часто говорит, что нужно разрушить средостение между светским и духовным. Это ведь не значит, что духовное должно раствориться в светском, угождать духу мира сего. Ровно наоборот. Важно, чтобы современный человек избежал опасности лицемерия, когда он в церкви весь такой постный, благостный и т.д., а в мире сем такой же, как был. Собственно отчасти из-за этого, как мне кажется, случилась катастрофа 1917 года. Из-за того, что жизнь раздвоилась.
- А радости и веселья не оказалось ни в той, ни в другой половине...
- Совершенно верно. Жизнь должна быть наполнена церковностью, но не в смысле категорического противопоставления тому, как живут обычные люди, а именно в смысле наполнения изнутри. И мне кажется, что Лесков очень способствует этому процессу.
- Как Вы думаете, почему под конец у Лескова руки опустились и поздние его вещи гораздо более унылы, чем ранние, даже как-то безысходны, порой несправедливы?
- Здесь я могу только предполагать. Например, вспомнить то, что писал в одной эпиграмме (ненапечатанной) Достоевский, который творчества Лескова, за редкими исключениями, не любил:
Описывать все сплошь одних попов
По-моему, и скучно, и не в моде...
Я думаю, что в какой-то мере тема перешла в стилизацию, и когда Лесков это почувствовал, у него начался духовный кризис. Ведь он сам за своими героями не последовал. Да и слишком благоговейное отношение к Л.Н. Толстому могло сказаться...
Но, все же, о писателе судят по тому, что у него есть, а не по тому, чем он закончил. Это уж вопрос Страшного суда, а не нашего. Я бы, конечно, не стал предлагать Лескова как одну из основ духовной жизни. Но это прекрасное дополнение к ней. Надо знать меру всему и не забывать многие его вещи, за которые мы всегда можем быть ему благодарны.
Вопросы задавали Александра Колымагина и Анастасия Наконечная