— Уважаемый Александр Михайлович, Свято-Филаретовский институт тесно связан с Преображенским братством. Дайте, пожалуйста, Вашу оценку братского института как явления.
— Заниматься просвещением для православного братства — естественно. Бывают разные типы братств, но главной задачей для большинства были либо защита веры, либо просвещение. А вот создание братством своими силами богословского института — это дело сверхъестественное. Такое может себе позволить далеко не каждое братство. При этом о нашем институте можно говорить не в категории создания, а только в категории рождения. Потому что Свято-Филаретовский институт не был «организован» сверху, а родился изнутри, из потребностей церкви, что и реализовалось в братстве.
При этом отец Георгий Кочетков — основатель института — всегда предполагал, что институт будет готовить людей для служения не только в братстве, но и во всей церкви. Нужно понимать, что здесь не имеются в виду конкретные церковные учреждения. Братский институт в первую очередь существует как живое тело, он сам — часть братства, и не может лишь выполнять социальный заказ и существовать как обычное светское учреждение, только с припиской «богословское».
Долгое время было именно так: в церкви существовали учебные заведения, которые готовили священников, а в светских университетах были богословские факультеты, выпускавшие образованных в этой области людей, которые при этом могли быть даже неверующими. Теперь, совершенно очевидно, пришло время других учебных заведений, рожденных вне официальных церковных структур и, в то же время, не являющихся обычными светскими вузами. В таких школах, институтах важен братский дух, который касается не только момента их возникновения, но пронизывает их каждодневную жизнь. Я думаю, что наш институт в этом направлении — одна из первых «ласточек». В современном мире для большинства христиан принципиально важно иметь возможность получить качественное богословское образование. И оно не должно быть оторванным ни от жизни вообще, ни от по-настоящему церковной, т.е. братской жизни. Конечно, институты, подобные нашему, не могут появляться в массовом масштабе, но они должны быть.
— То есть это некоторое намеренное повышение планки качества не только конкретно образования, но и в принципе качества христианской жизни?
— Да, вопрос качества сейчас стоит на первом месте. Можно было бы дать поверхностное знание большому количеству людей, но полуобразование, на мой взгляд, хуже, чем необразованность. В последнем случае у человека хотя бы нет иллюзий по собственному поводу …
— Если мы говорим, что братство априори свободно и живо, нет ли противоречия в том, что оно создает довольно строгую структуру, которой по определению является любой институт?
— Братство не формально, но это не значит, что оно бесформенно. У него тоже есть свои границы — внутренние и внешние. Конечно, в институте момент формализации намного больше: есть лекции, семинары, экзамены, оценки (бывают и двойки…). Но даже такие вещи не должны иметь только формальный характер. Ведь качество духовного образования во многом зависит от способности преодолеть «усреднение», единый (и потому неизбежно формальный) подход к людям.
Сейчас об этом много говорят и в светской педагогике. Например, одна и та же оценка для разных людей означает разное — для кого-то тройка будет как пятерка с плюсом, потому что человек ничего не мог и вдруг превзошел себя, до чего-то дотянулся, а для кого-то тройка — позор и ее необходимо пересдать. Зачем же тогда одинаковые оценки ставить обоим? Нужно выработать другие критерии успешности и неуспешности. Подобный подход возлагает большую ответственность и на студентов, и на преподавателей.
— Можно ли вспомнить какие-то примеры подобных институтов в истории?
— Например, Свято-Сергиевский православный богословский институт, который был учрежден в 1925 году на втором съезде Русского студенческого христианского движения. Его не создавала ни иерархия, ни светские учреждения — никакие структуры «сверху». Он родился из потребностей церкви.
Открытый университет протоиерея Александра Меня тоже возник не по решению внешней структуры. Правда, здесь очень многое было завязано на личности отца Александра. И в нашем случае отец Георгий был главной фигурой, «родителем» института. Но он не смог бы (да и не собирался) реализовывать эту идею, если бы не ощущал вокруг себя уже существующее братство.