О раздвоенности и целомудрии: Слово свящ. Георгия Кочеткова на Вечерне в «Неделю о Закхее»

 Слово священника Георгия Кочеткова на Вечерне в «Неделю о Закхее», 28 января 2012 г.

 Дорогие братья и сёстры!

Вот и завершились праздники, связанные с Богоявлением, или, как в древности говорили, с Праздником Светов, т.е. с Рождеством и Крещением Господним. И сразу же, лишь только мы завершили празднование Богоявления, уже завтра на литургии будет читаться Евангелие о Закхее, т.е. Евангелие, с которого по сути начинается подготовительное время к Великому посту. Так быстро бежит время: не успеешь, как говорится, глазом моргнуть — и уже надо думать о совершенно другом периоде церковного года, периоде важнейшем, связанном с Великим постом, с Пасхой крестной и воскресной и со временем святой Пятидесятницы. И мы теперь должны как-то перестраиваться и начинать думать о времени Великого поста. Хотя вот ещё стоят здесь перед нами люди в белых одеждах, ещё не закончился период их мистагогии — введения в таинства веры, жизни и молитвы Церкви, — а уже подходит период особой подготовки перед крещением и воцерковлением следующих оглашаемых.

Конечно, вы все помните, что говорит нам Евангелие о Закхее. Там очень немного о нём сказано — об этом грешнике, мытаре, человеке небольшого роста, но, видимо, с большим самомнением, как это часто бывает… Он жил в общем-то двойной жизнью, потому что, будучи иудеем и формально членом ветхозаветной церкви, он при этом верой и правдой служил оккупационным властям в Иудее, сотрудничал с языческой властью. Он собирал налоги для неё и при этом сам, как водится в таких случаях, неплохо обогащался, что, конечно же, вызывало — как и во все времена вплоть до нашего — не просто нелюбовь, а жёсткое отторжение такого рода людей. Это был такой фининспектор, причем, видимо, не простой, а начальствующий, которому давали хорошие взятки и который умел пользоваться своим служебным положением. При этом он всё, что требовалось, отдавал римской власти, и власть им, судя по всему, была довольна, поэтому она не слишком всматривалась в то, что он делал дополнительно к своим служебным обязанностям. Этот человек действительно был отрицаем людьми, которые считали, что честность, как и справедливость, и любого рода праведность, принципиально важны для всякого человека, который исповедует веру в единого истинного Бога. Ведь если человек исповедует веру в Бога, истинного и праведного, Который даровал — по милости и любви Своей к Своему народу — закон этой праведности, то такой человек не может терпимо относиться к греху, даже если это грех его ближнего, или его родственника, или даже члена его семьи. В древности человек не мог покрывать этот грех, не мог радоваться, так сказать, должностным успехам грешника. Здесь, пожалуй, древнее время отличается от нашего, здесь мы сделали некоторый шаг назад.

И всё-таки Закхей, этот мытарь, к которому Господь проявил милость, которого Он привёл к покаянию, не сразу преодолел свой грех. Грех, вероятно, тяготил его. Если бы он его не тяготил, он бы не стал его преодолевать, он бы не оценил того, что сделал для него Христос. Из этого нам надо делать выводы, дорогие братья и сёстры. Принципиальное отторжение греха, даже очень выгодного или очень приятного, заставляет человека-грешника искать выход из положения, заставляет его мучиться своим грехом, заставляет не забывать о голосе совести. В наше бессовестное время многие люди совсем не страдают от своих грехов — как личных, так и общественных или должностных, — потому что их со свойственной христианам терпимостью не осуждают. Но, наверное, мы все заинтересованы в том, чтобы греха было меньше — и в жизни каждого человека, и в жизни страны, народа. А для того, чтобы это произошло, необходимо не только нам самим жить по совести, и по совести верующей, но нужно и осуждать грех, любя грешника. Христианство внесло лишь одно изменение в эту парадигму. Если Ветхий Завет не различал грех и грешника — не любя грех, не любил и грешника, ненавидел грех и ненавидел грешника, — то Новый Завет также предлагает всем ненавидеть грех, вот только грешника предлагает любить.

Наше время — время тяжелейшее, время тёмное, смутное, переходное… Не то что нам уж очень тяжело живётся. Нет, нам живётся совсем не тяжело, нам живётся даже очень неплохо, причем всем, даже тем, кто живёт хуже других, может быть, по минимуму, на какой-то минимальной планке. Вспомним историю, посмотрим, как люди жили на протяжении веков и тысячелетий. Редко когда люди жили так, как сейчас. Другое дело, что можно жить ещё лучше, и ещё лучше, и ещё, и всегда есть некие соседи, которые живут, конечно же, лучше, чем мы (ну, а разве соседи живут когда-нибудь хуже нас?). Но мы живём внешне очень хорошо: никто не голодает, никто с голоду не умирает, никто не остаётся совсем без крова, если только он сам не хочет этой участи для себя. И беда нашего смутного времени не в каком-то экономическом недостатке, а прежде всего в том, что люди, желая не осуждать грешника, не осуждают и грех, чем способствуют внутренней раздвоенности людей. И наше время — время унылое, одно из самых унылых времён — является таковым как раз по этой причине.

Из-за этой внутренней раздвоенности люди, даже приходя к вере и в церковь, приносят с собой эти задатки, точнее, эти пережитки своей прошлой жизни. Сначала их это как-то беспокоит, но потом жизнь всё бежит и бежит вперёд, и люди уже перестают на всё реагировать — ну, может быть, кроме самых тяжких грехов, за которые в древней церкви вообще не давалось прощения до конца земной жизни. Вы знаете, это, прежде всего, три греха: идолопоклонство всякого рода (не только материальное, но и духовное), убийство и прелюбодеяние вкупе с блудом. В наше время люди остерегаются разве что этих грехов, да и то не слишком. Даже у верующих родителей дети все равно могут впадать в подобные грехи. Почему это происходит? Всё по той же причине: в сознании людей, в сознании народа не только грешник, но и сам грех не осуждается. Осуждают лишь те грехи, которые мешают жить данному конкретному человеку. Вот, мне мешает, допустим, что кто-то что-то моё ворует — тогда это осуждается. Но если роли меняются — то всё хорошо, никакого осуждения не следует. Мне мешает, когда кто-то посягает, скажем, на мою жену, но если роли меняются — то всё нормально.

У людей развилось ложное представление о толерантности, о терпимости, исходящее не из чувства милосердия и любви, не из сопереживания грешнику, которого надо вывести на лучшую жизнь, а происходящее от равнодушия или бессилия — духовного, интеллектуального и всякого иного. Не знаю, наверное, здесь могут быть разные точки зрения, но мне часто представляется, что в основе всего этого лежит как раз внутренняя раздвоенность, когда люди готовы одновременно служить Богу и мамоне: Богу и своему богатству, или удовольствию, или выгоде. Эта раздвоенность приводит к расколу личности, к «схизофрении» — иногда напрямую, к шизофрении в психиатрическом смысле слова, к расколу, раздвоению личности, а иногда это не прямо диагноз, или диагноз, скорее, духовный, чем душевный. Но в наше время редко встретишь целостного и целомудренного человека во всех смыслах этого слова: человека, который готов жить по вере, который готов быть водимым Духом до конца, во всём, что касается вещей принципиальных, важнейших, как и в том, что касается, может быть, даже вещей житейских, простых, ежедневных, что касается его связей — общественных, культурных, политических, экономических, всяких иных, опять же духовных… Полагаю, что нам с вами нужно задуматься об этих вещах.

Закхей был исцелён от своей духовной «схизофрении» нашим Господом благодаря тому, что Господь проявил к нему великую любовь, которой этот низкий человек не заслужил. Ведь его осуждали все, и, повторяю, осуждали не просто его грех, а осуждали его как человека. А Христос здесь показал нам пример уже новозаветного отношения. Он не оправдывал грех, но по любви Своей дал шанс человеку выйти из той духовной неволи, в которой всегда оказывается всякий, кто одержим теми или иными страстями, в том числе страстью приобретательства, стяжательства. Это тоже плотская страсть, как и многие другие страсти — и гнев, и ярость, и сребролюбие, и сексуальные страсти (когда человек делает то, чего даже не хочет), и чревоугодие (когда человек иногда ест, даже не замечая этого, или ест только ради удовольствия, а не ради нормальной пользы, ради поддержания жизни), и многие другие…

Будем помнить об этом, дорогие братья и сёстры. Очень трудно современному человеку быть целомудренным. Пост напоминает нам об этом. Он не гарантирует никому мгновенного разрешения всех проблем, он лишь напоминает о них и открывает какие-то новые возможности для преодоления своих страстей, для обретения целостности, целомудрия, для преодоления любого рода «схизофрении». Поэтому для нас пост — это всегда радостное и светлое время, собственно, то, что и предлагал нам Христос, говоря: когда поститесь, помажьте себя, как на праздник, всякими маслами, благовониями, поднимите голову и радуйтесь… Пост действительно радостное время, но радость эта не от самого поста, а от обретения целомудрия, которое современные люди так легко теряют, начиная чуть ли не с дошкольного возраста.

Так что будем готовиться к посту, дорогие братья и сёстры, предвкушая эту радость. И будем смотреть за собою и за нашими ближними. Если мы обнаружим в себе или в других эту «схизофрению», эту раздвоенность — духовную или какую-то ещё, — будем молиться за этих людей и помогать им, как можем. Это, может быть — ещё и ещё раз хочу сказать, — самая трудная проблема для современного человека. Закхею преодолеть свою раздвоенность — жизни в законном обществе, но беззаконным образом — было легче. Нам — намного труднее, как и нашим детям, и нашим внукам. Но не будем унывать, не будем отчаиваться, даже если не сразу всё получается. Достичь полного целомудрия, полной целостности своего сердца, ума, духа и плоти можно, с помощью благодати Божьей. Только нужно настроить себя на осуждение греха и на любовь ко всякому грешнику. Мы должны найти в себе мужество поставить грешника — как и любого соседа, любого другого человека, в первую очередь, верующего, какие бы недостатки у него ни были, — выше себя, а не ниже, как это нам привычно. Пусть же Господь поможет нам уже сейчас, в очередной раз приближаясь к Великому посту (хотя, может быть, кто-то из здесь присутствующих переживает это первый раз в жизни), преодолеть свою внутреннюю раздвоенность. У каждого она своя и проявляет себя по-своему. Пусть Господь поможет нам обрести такое целомудрие, которое даётся не просто человеческими усилиями, или природой, генетикой, или аскетикой, но которое даётся как дар свыше, потому что существует большая разница между одной и другой формой целомудрия. Человеческое целомудрие — это всегда целомудрие очень относительное, а часто даже и ложное. Человек может обрести целомудрие в одном и тут же потерять его в другом, не будем об этом забывать.

«Ныне спасение дому сему», — сказал Господь, увидев покаяние Закхея. Теперь и этот человек — сын Авраамов, т.е. человек веры, человек духовной целостности и целомудрия, человек, принятый по вере Христом и Небесным Отцом. Дай Бог, чтобы и нас всех вместе и каждого лично признал таковыми Христос!

Аминь.

По материалам Информационной службы Преображенского братства