Сокровище наше на небесах

23 февраля 1922 года Высший орган законодательной власти Советской России — Президиум Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета опубликовал декрет, в котором постановлял местным Советам «…изъять из церковных имуществ, переданных в пользование групп верующих всех религий, по описям и договорам все драгоценные предметы из золота, серебра и камней, изъятие коих не может существенно затронуть интересы самого культа, и передать в органы Народного Комиссариата Финансов для помощи голодающим». Фактически под предлогом борьбы с массовым голодом в Поволжье и других регионах власти начали провокационную кампанию против Православной церкви, поскольку более 90% указанных предметов было сосредоточено в ее храмах и монастырях. Изъятие церковных ценностей готовилось и проводилось большевиками планомерно и с широким размахом. Власть использовала вопрос о церковных ценностях, чтобы начать мощную антицерковную кампанию.
В апреле Культурно просветительский центр «Преображение» проводит выставку на эту тему, и мы попросили Светлану Чукавину, руководителя Музейно-выставочного отдела центра, преподавателя Свято-Филаретовского института, ответить на вопросы о тех трагических событиях русской истории.
Ю.Балакшина: Светлана Олеговна, почему советское государство начало кампанию борьбы против церкви именно с изъятия церковных ценностей? Что позволяло власти надеяться на действенность именно этого шага?
С.Чукавина: С одной стороны, судя по ленинскому письму , рассчитывали получить миллионы и пополнить достаточно растраченную к тому времени казну страны. С другой — надеялись, что вопрос об изъятии церковных ценностей, если его подать определенный образом, будет камнем преткновения для многих церковных людей. Это было вмешательством во внутреннюю жизнь церкви, и было понятно, что церковные люди, иерархия будут против такого вмешательства. Известно, что изначально сама церковь сделала очень много для голодающих, собрала большие суммы денег. Деньги были у церкви экспроприированы, и куда они делись, никто не знает.

19 февраля патриарх Тихон (Беллавин) обратился к верующим с воззванием, в котором благословлял «церковно-приходские советы жертвовать в пользу голодающих драгоценные предметы, не имевшие богослужебного пользования» и собирать пожертвования голодающим. Однако добровольная помощь церкви не входила в планы советского правительства [1].
С.Чукавина: Надо сказать, что изъятие церковных ценностей проходило по-разному — часто все зависело от местной власти. Центральная власть хотела из этого сделать повод для обвинения и уничтожения церковных людей, подорвать авторитет церкви и, в конце концов, устроить раскол, потому что во время этой кампании на арену должно было выступить, так называемое, «прогрессивное духовенство», которое должно было поддержать традиционную для церкви идею помощи голодающим за счет сбора внутренних средств и обвинить иерархию в нежелании отдать ценности. Что и было проделано.
На местах все было по-разному — местная власть иногда не понимала этой задачи, которая вслух не заявлялась: за спиной официальной комиссии по изъятию церковных ценностей действовало ГПУ, и многие вещи вслух не говорились, хотя на самом деле они подразумевались. Иногда церкви удавалось нормально договориться с властью — урегулировать сам процесс передачи, контроля церкви за передачей этих ценностей. Потому что церковь, конечно, хотела, чтобы были от нее наблюдатели, чтобы был контроль за тем, как собирались церковные ценности. Церковные люди также хотели проследить, чтобы эти средства действительно пошли в помощь голодающим. То, что можно было отдать, церковь готова была отдать, а особо ценные богослужебные предметы предлагалось заменить эквивалентными суммами денег, серебром или продуктами.

Советское государство под предлогом помощи голодающим изъяло церковных ценностей всего на два с половиной миллиарда золотых рублей. Собственно на покупку продовольствия из них было потрачено около одного миллиона. Все остальные деньги были потрачены на иные цели, в том числе на обеспечение самой кампании [2].
Ю.Балакшина: От чего зависела ситуация на местах? От порядочности людей, входивших в органы местной власти?
С.Чукавина: Конечно, как всегда она зависела от того, какие там были люди. Хотя, когда приходила какая-то инструкция сверху, естественно, ее выполняли. После этой кампании удалось привлечь Патриарха Тихона (Беллавина) в качестве свидетеля на Московском процессе, допрашивать, и, в конце концов, арестовать. Кроме Патриарха удалось обвинить многих епископов, которые входили в Высший Церковный Совет. Т.е. это была такая очень хорошо спланированная, разработанная акция против церкви. Может быть, из всего этого периода — первого периода взаимоотношений церкви и государства такая успешная, с точки зрения советской власти, кампания была первой. Конечно, до этого была акция по вскрытию мощей, но она, прежде всего, была, идеологической, хотя при этом тоже изымались драгоценные для церкви предметы и ценности. Но такая спланированная широкомасштабная кампания была именно в этот раз.

В марте в ряде мест произошли волнения, связанные с изъятием ценностей. Особенно большой общественный отклик вызвали события в Шуе, где 15 марта 1922 г. толпа взволнованных верующих оказала сопротивление изъятию ценностей. Был открыт пулемётный огонь. В результате столкновения были убиты четверо, многие ранены.
Ю.Балакшина: Первый удар власти был нанесен по имущественной стороне церкви. Возможно, имущественный вопрос был только поводом, чтобы зацепить более глубокие противоречия церковной жизни? Какие?
С.Чукавина: Не совсем так, дело не в противоречиях. Дело в том, что когда изымали эти ценности, то всегда это делали в очень грубой форме: приходя в храм, курили, шапок не снимали, иногда члены комиссии по изъятию ценностей были нетрезвы, входили в алтарь с оружием, чего делать нельзя, и так далее …
Ю.Балакшина: Т.е. происходило попрание святыни?
С.Чукавина: Именно попрание святыни, достоинства верующего человека, т.е. это были противоцерковные акты насилия…

Кампания по изъятию церковных ценностей в 1922 г. вызвала 1414 кровавых эксцессов. В результате террора в 1922-1923 гг. было убито 2690 священников, 5410 монахов и монахинь, закрыто 637 монастырей [2].
Ю.Балакшина: Действие именно такими методами входило в замысел власти?
С.Чукавина: Это входило в замысел власти. Именно такими методами, да. Очень часто верующие боялись именно попрания святыни, т.е. не того, что с какой-то очень ценной иконы снимут оклад, а что саму икону унесут, ведь такие случаи бывали. Не просто снимали с мощей драгоценную раку, но и сами мощи пропадали. Этого боялись больше всего. На самом деле никто в церкви не упирался и не говорил — нет, мы не отдадим какие-то ценные или драгоценные предметы, или даже богослужебные сосуды. Например, митрополит Вениамин (Казанский) предлагал их переплавить при нем, как это положено было делать по канонам. Он был готов отдать все вообще. В конце концов, и Патриарх Тихон, и митрополит Вениамин, и другие епископы, видя, к чему приводит противостояние, — что люди гибнут, что для подавления сопротивления привлекается армия, соединения ЧОН, — шли на всякие уступки, чтобы люди не пострадали.
Другой вопрос, что не было четких директив от церковной власти. Например, о. Павел Светозаров, шуйский священник, на процессе сказал, что он никогда никого не призывал сопротивляться собственно этому указу, но не было четких указаний сверху.

В Петрограде в связи с сопротивлением изъятию ценностей из некоторых церквей было арестовано 86 человек. Судебный процесс над ними проходил с 10 июля по 5 июля 1922 года. Петроградский революционный трибунал приговорил к расстрелу 10 подсудимых, шестерым из которых смертная казнь была заменена лишением свободы. Были расстреляны митрополит Вениамин (Казанский), архимандрит Сергий (Шеин), председатель правления «Союза Православных приходов Петрограда», профессор права Ю.П. Новицкий, член правления «Союза Православных приходов Петрограда», юрист И.М. Ковшаров.
Ю.Балакшина: Т.е. церковный народ не смог организоваться, чтобы оказать сопротивление?
С.Чукавина: Невозможно было организоваться, потому что все формы организации, которые предлагались церковью, все договоренности срывались властями.
Ю.Балакшина: Почему невозможно было действовать так, как действовали верующие Петрограда в 1918 году, когда спасали от разорения Александро-Невскую лавру? Собрались тысячи людей, которые готовы были умереть, но не допустить попрания святыни.
С.Чукавина: Невозможно потому, что это была хорошо организованная кампания с привлечением войск, армии. Невозможно было безоружному народу бороться с вооруженными людьми. Москва, например, была разделена на отдельные части, районы, в которых кампания проводилась последовательно с привлечением воинских подразделений — батальонов ЧОН, бронетанковых и стрелковых бригад, войск ГПУ. Впрочем, и в каждом городе в этой кампании были задействованы командующие военными округами.

7 мая 1922 г. Московский революционный трибунал по обвинению в противодействии изъятию церковных ценностей, что квалифицировалось как контрреволюционная деятельность, осудил 49 человек, в том числе изначально приговорил к расстрелу 11 человек (девятерых священников и двоих мирян). Пятеро были объявлены самыми активными деятелями сопротивления — известные московские священники Христофор Надеждин, Александр Заозерский, Василий Соколов, иеромонах Макарий (Телегин) и мирянин С. Ф. Тихомиров.
Ю.Балакшина: Почему власти не побоялись пойти на открытые процессы? Ведь известно, что когда судили владыку Вениамина, симпатии были целиком на его стороне, скорее церковь на таких процессах свой авторитет утверждала, чем подрывала. Или случай с митрополитом Вениамином —- это исключение?
С.Чукавина: Нет, конечно, эти открытые процессы наглядно показывали беззаконие власти, были свидетельством против самой власти, т.к. надуманность обвинений была очевидна всем. Это получилось в пользу церкви. Во всех процессах состав привлеченных людей был очень странным. Ну, например, даже если смотреть питерский процесс, то привлекать митрополита Вениамина к суду, именно в связи с этой кампанией было абсолютно нелогично. Потому что он ничего не сделал такого, за что его можно было привлечь. Или московских священников — совершенно не было никаких данных. Видно было, что это сфабрикованные дела. Во-вторых, это было свидетельство о верности церковных людей Церкви: они вели себя очень достойно на этих процессах. Это тоже говорило в пользу церкви. Потом те жертвы, которые были принесены тогда, были расценены как жертвы, которые люди принесли за Христа, за веру, за Церковь. На многих процессах предлагали самооговор, покаяние в том, чего они не делали. Но, например, митрополит Вениамин от этого отказался очень твердо.

Уже в начале мая 1922 г. по предложению Ленина Политбюро ЦК РКП(б) постановило: «Дать директиву Московскому трибуналу:1. Немедленно привлечь Тихона к суду. 2. Применить к попам высшую меру наказания». 5 мая 1922 г. Патриарх был вызван в суд на процесс по делу московского духовенства. Суд вынес частное определение о привлечении гр-на Беллавина к уголовной ответственности. Патриарх был арестован. 19 мая 1922 г. его перевезли из Троицкого подворья, где он содержался под домашним арестом, в Донской монастырь, где он находился всё последующее время в полной изоляции от внешнего мира. Судя по многочисленным публикациям в советской прессе весной 1923 г. писем от граждан, требовавших сурово покарать «людоеда» Тихона, власти готовились к расправе над Патриархом.
Ю.Балакшина: Много было жертв по этому процессу?
С.Чукавина: Около десяти тысяч человек — и расстрелянных, и репрессированных. Но волнений было очень много, хотя какую-то логику здесь увидеть сложно. Под определенную кампанию хотели уничтожить лучших людей, это ясно. Хотели уничтожить, во-первых, законную церковную власть, которая в церкви была и пыталась церковью управлять. И затем можно было инициировать обновленческий раскол, потому что церковь оказалась без управления — и Патриарх Тихон был арестован, и епископ Арсений (Стадницкий), и митрополит Вениамин (Казанский), и многие другие. Также как Юрий Петрович Новицкий, который был председателем «Cоюза Православных приходов Петрограда». Арестовывали часто случайных людей: некоторые люди попадались просто так, и отдельных из них потом даже отпускали. А расстреливали не случайных — тех, кого больше всего боялись, самых известных священников, активных мирян.

Судебные процессы над духовенством прошли в 1922—1923 гг. по всей России. В литературе указывается, что было рассмотрено 250 судебных дел в связи с сопротивлением изъятию церковных ценностей. В 1923 г. в VI отделении («церковном») секретно-политического отдела ГПУ находилось в производстве 301 следственное дело, было арестовано 375 человек и выслано в административном порядке, в том числе за границу, 146 человек. К концу 1924 г. в тюрьмах и лагерях побывало около половины всего российского епископата — 66 архиереев.
Ю.Балакшина: Удалось ли власти достичь поставленных целей?
С.Чукавина: С одной стороны, получается, что удалось, потому что, во-первых, церковь была широко скомпрометирована, потому что этому сопутствовала очень серьезная газетная кампания: советская пресса распространяла клевету, при этом церковь обвинялась в том, что она отказывается помогать голодающим. Надо сказать, что некоторые священники очень серьезно сомневались, что эти деньги пойдут на голодающих, и в этом они были правы. И мне кажется, что и сегодня церковь нуждается в оправдании от этой клеветы, которой верят многие наши современники. И я, например, знаю, что в Шуе, когда установили памятник погибшим в центре города рядом с собором, где происходило столкновение во время изъятия церковных ценностей, были отклики в печати, и в том числе негативные. Писали, что все же было ясно — церковь просто не хотела ничего делать для голодающих, незачем сейчас поднимать те документы и вспоминать те имена.
Если вернуться к событиям того времени, то следующим шагом властей было инициирование обновленческого раскола, и этим удалось церковь обескровить, обессилить. Это тоже дало повод уничтожать людей, которые не поддерживали обновленцев (власть обновленцев поддерживала); не регистрировать приходские общины, которые были не обновленческими (в то время как обновленческие общины регистрировали).
Да, это была очень успешная кампания, с точки зрения власти.
Ю.Балакшина: Я, конечно, понимаю, что история не знает сослагательного наклонения, и все же был ли у церкви какой-то выход, которого она не увидела в той ситуации?
С.Чукавина: Церковь, конечно, была совершенно не готова к таким отношениям с властью и государством. Она привыкла за многие столетия к союзу с государством, своему господствующему положению, поэтому чтобы перестроиться и понять, с кем она имеет дело, действительно пришлось пройти многие испытания — это видно и по посланиям Патриарха Тихона, это видно по реакции многих епископов, священников, других церковных людей. Хотя все-таки, каким будет размах этих гонений, было совершенно не ясно никому — сложно было предположить, что власть будет тотально уничтожать церковь. Никто даже не мог представить, что церковь хотят вынести за скобки. Никто в нашем народе не представлял, что любой его представитель и человек из любой социальной прослойки может быть вынесен за скобки просто так, без всяких причин. К этому, наверное, невозможно было подготовиться.
А то, что у церкви не было опыта жизни без покровительства государства и без тесного союза с государством, повлияло на эту ситуацию. Вовремя не было выработано каких-то церковных механизмов, структур; самостоятельности церкви в этом смысле не было.
Важно еще отметить, что действия властей, вся эта кампания были не только антицерковными, но и антинародными, направленными против людей всех сословий — ведь против изъятия церковных ценностей выступали и представители интеллигенции, и рабочие, и крестьяне.

Материал подготовили Юлия Балакшина, Дарья Макеева

Информационная служба Преображенского братства

  

[1] «История России. XX век: 1894-1939». — М.: Астрель: АСТ, 2009.

[2] Там же.

При подготовке статьи также использованы материалы Википедии, статья «Изъятие церковных ценностей в России в 1922 году».

 Фото с сайта www.encspb.ru