Корзина покупок пуста!
Говоря о «миссии милосердия», мы не подразумеваем, что дела милосердия осуществляются с дополнительной целю привлечь людей к христианству, но имеем в виду, что христианское милосердие рождается от избытка милующей любви Христовой в сердце верующего человека, которая не может не привлекать к себе людей и не свидетельствовать о своем Источнике.
В рамках доклада нам будет важно различать дела милосердия как дела личной милости, плоды дара любви Христовой, и благотворительность как систему учреждений, направленную на компенсацию несовершенств общественного устройства. Христос имел сбережения, чтобы помогать нищим, но устроение систематической помощи голодным и нуждающимся никогда не было задачей апостольской общины. Приоритеты были расставлены Христом вполне определенно, когда Он сказал своим ученикам: «Нищих всегда имеете с собою, Меня же не всегда имеете» (Ин. 12. 8). Поэтому первостепенная задача Церкви, жить так, чтобы действительно быть Телом Христовым, чтобы Христос пребывал посреди своих учеников, чтобы дела милости и милосердия были реальным плодом этого общения в духе любви.
В своем докладе мы будем говорить о тех принципах милосердия, которые возродились вместе с такой древнейшей формой христианской жизни, как братства. Нам представляется, что именно опыт братских взаимоотношений позволил миссии милосердия вернуться к ее евангельским основаниям.
Обратимся к опыту двух братств, существовавших в Петербурге в XIX – начале XX веков. Христорождественское братство, первое церковное братство в Петербурге в XIX веке, было основано свящ. Александром Гумилевским. В 1855 г. он закончил СПбДА, где учился на одном курсе с будущим св. прав. о. Иоанном Кронштадтским. 25 мая 1856 г. был назначен священником Христорождественской церкви на Песках. Пески – окраинный район Петербурга, который располагался в районе Суворовского, Греческого и Лиговского проспектов вблизи Смольного монастыря и получил свое название по песчаной гряде, которая тянулась вдоль Лиговского проспекта и доходила до Невы. Основную часть населения Песков составляли мещане и ремесленники, которые занимались подённой работой, торговлей, держали постоялые дворы, перевозы через Неву. Здесь селились менее других обеспеченные в материальном отношении жители столицы, городская беднота. На них обратил свое внимание молодой священник. Уже в первые годы своего служения он создал школу для оборванцев, в которой учил малолетних нищих пению. После окончания школы лучшие голоса принимались в местный хор певчих.
В 1861 году после отмены крепостного права о. Александр одним из первых среди духовенства отреагировал на изменившееся положение крестьян. В журнале «Дух христианина» он писал: «Теперь у русского крестьянина вдруг сделалось и свободного времени и свободных денег больше, чем было прежде. Нельзя надеяться, чтобы он употребил их как следует, если не помогут высшие классы, дворянство и духовенство»[1]. Осознавая, что отмена крепостного права не только меняла экономический уклад российской жизни, но и создавала условия для появления новой свободной личности, о. Александр полагал, что русский крестьянин должен быть просвещен светом Христовой веры, чтобы внешняя свобода не обернулась для него разгулом безнравственности и произвола. Интересно, что задачу народного просвещения он предложил решать через создание «братства для поддержания народных школ».
Такая форма устроения церковной жизни как братства была хорошо известна в Юго-Западной Руси в XIV-XV вв. (Львовское, Виленское, Киевское, Луцкое, Могилевское, Оршанское, Брестское, Минское и др.), но к середине XIX века традиция братств была практически утрачена. О. Александр, вдохновившись евангельским образом устроения жизни церкви, когда у многих верующих «о Христе должно быть сердце и душа едины»[2], начал собирать свое первое братство через издаваемый им журнал «Дух христианина». Он не имел еще определенного образа будущего братства, предполагал только что оно будет открыто для всех православных христиан: «духовных и светских, мужчин и женщин, знатных и простых». Условием вступления братства являлся членский взнос – 1 руб., который «так мал, что братство доступно для большинства»[3]. При этом больший взнос не должен был давать преимуществ. О. Александр обращался к читателям журнала с просьбой «присылать соображения, как и что нужно сделать для прочного, твердого осуществления братства»[4].
Уже на этой самой ранней стадии своей деятельности о. Александр Гумилевский осознает, что первичным для дела христианского милосердия оказывается дело внутреннего устроения церкви на евангельских началах, возрождение в церкви братских отношений, которые могут стать источником милующей любви к нуждающимся. Закономерно, что такого рода братство должно было иметь реальное, а не только журнальное воплощение. Поэтому о.Александр оказался во главе сразу двух братств: приходского рождественского и петербургского рождественского. Первое объединяло людей Христорождественского прихода и сосредоточило свою деятельность на нуждах прихода; второе занималось более широкой деятельностью. Оно имело членов по всем концам и окраинам России; собирало деньги на книги, на студентов СПбДА, на семью проф. Шалфеева, на основание духовно-литературного фонда, в пользу женевской церкви и Александро-невского дома и т.д.
Наиболее плодотворной и новаторской стала, на наш взгляд, деятельность о. Александра Гумилевского по собиранию приходского Рождественского братства. Именно внутри этого братства возродились такие древние формы христианского жизни как агапы и дьяконическое служение и были сформулированы принципы особой братской «миссии милосердия».
Одним из фундаментальных принципов можно назвать приоритет духа над формой: «Все дело милосердия зависит не от того, в какой форме оно делается, а от того, с каким расположением делается», - писал о. Александр[5]. Он прямо говорит, что «не сочувствует общественному способу призрения нищих», поскольку он – не достигает цели. Для него принципиально важным оказывается не внешняя форма организации церковного сообщества, а питающий его дух: «Современные братства только принимают название «братства», но мало заботятся о возрождении духа братства, заповеданного Спасителем. Мы должны заботиться о том, как воскресить в народе нашем дух истинно братской любви к своим собратьям, а не о том, как сформировать то или иное общество…»[6].
Соответственно, о. Александр немало заботится о возгревании в братчиках духа этой христианской любви. Вглядываясь в историю церкви, он обращает внимание на традицию «христианских вечерей любви», основанных на «взаимной любви, которою соединены были первые последователи Христа»[7]. Он предлагает возродить агапы как древний и истинно христианский «способ благотворения», предполагающий не отчужденное насыщение нищих, а принятие их в полноту братского общения.
Переживая милосердие как особый дар Христовой любви, о. Александр понимает, что требуется бережное и трезвенное отношение к этому дару, что он не может и не должен быть растрачен бездумно и случайно. Отсюда возникает идея «разумной благотворительности бедным». Он выступает против помощи тем людям, которые «часто злоупотребляющим именем Христа», и призывает к личностному подходу в деле милосердия: «Значит и мастеровой, который босиком в одной запачканной рубашечке дрожит от мороза, и чиновник, получающий каких-нибудь 5 руб. серебром в месяц на содержание себя с огромным семейством, и бедная вдова, изнывающая с малолетними людьми в убогой комнате, и больной, не имеющий гривенника для покупки лекарств, и узник, томящийся в сырой, арестантской – нищие по заповеди Христовой»[8].
Увидеть и узнать людей, которые действительно нуждаются, - задача каждого христианина и, в первую очередь, приходского священника, который должен лично знать своих прихожан, заглядывает в отдаленные углы, знакомиться с проблемами их жизни.
Говоря о милосердия, о. Александр обращает принцип милосердной помощи нуждающимся в первую очередь внутрь церкви, на помощь «своим». Внутри общины не должно быть унижающей человека безысходной бедности: «Приход, как христианская община, проникнутая любовью ко Христу, обязана заботится о своих бедствующих прихожанах»[9].
Если братство, созданное о.Александром Гумилевским, было первой ласточкой возрождения братского движения в России, но в период 1905-1917 гг. братства стали весьма популярной и широко распространенной формой христианской жизни. Протопресвитер военного и морского духовенства Георгий Шавельский так охарактеризовал церковную ситуацию в последние перед революцией годы: «… Едва ли находились на Руси храмы, где бы ни раздавалось хоровое пение; устная проповедь вслед за богослужением стала едва ли не обязательным явлением. Появились тысячи разных приходских братств и обществ, иногда, как Петербургское Александро-Невское общество трезвости, насчитывавших десятки тысяч членов. Явились особые типы пастырей - общественных деятелей в борьбе с пьянством, босячеством, с детской распущенностью и пр. и пр.»[10]. Одним из наиболее интересных явлений этой эпохи можно назвать «Братство Святого Креста» при училище лекарских помощниц, которое с 1908 г. возглавлял свящ. Иоанн Егоров.
О. Иоанн Егоров, один из активных участников группы «32-х» петербургских священников, после потери надежды на созыв Поместного собора и изменение жизни русской церкви «сверху», через ее официальные институты и структуры, попытался воплотить в жизни конкретного объединения верующих то, что не удалось воплотить в масштабе всего церковного организма. Для И.Ф.Егорова эта была, прежде всего, идея соборности. Он мечтал о таком объединении христиан, которое являло бы собой Церковь Христову: «Братство – это церковь Христова; задачи его и пути – это задачи и пути церкви Христовой»[11].
Братство Святого Креста возникло в 1901 г. и ко времени появления в нем о. Иоанна Егорова прошло длительный и небезынтересный путь. Знаменательно, что и как в случае с братством о. Александра Гумилевского, импульс рождения братской жизни был связан с идеей необходимости народного просвещения. В уставе братства Св. Креста, опубликованном в 1901 г., указано, что братство имеет две основные цели: «1. Поддержание благоустройства храма и содержание церковного хора; 2. Содействие распространению религиозно-нравственного просвещения в среде больных, находящихся на излечении в Рождественском Барачном лазарете, больничной прислуги, а также прихожан училищной церкви путем учреждения библиотек и устройства соответствующих чтений»[12]. Очевидно, что в начале XX века необходимость научения людей основам веры была осознана как срочная и важнейшая задача, решить которую не могли наличествующие церковные структуры и институты.
О. Иоанн Егоров возглавил братство Святого Креста в 1908 гг. Из привилегированных, но несколько оранжерейных условий Смольного Императорского института он попал в самую гущу жизни, оказывается лицом к лицу с человеческими страданиями и острыми социальными проблемами. Ему предстояло найти собственно церковный подход к их решению.
О деятельности о. Иоанна Егорова в братстве Св. Креста мы можем судить по ряду брошюр под общим названием «братские письма», изданных в 1909 и 1910 гг.: «О молитве», «О воспитании детей», «О благодатной радости», «Что такое братство Святого креста?». Особый интерес представляет собой брошюра «Что такое братство Святого креста?», в которой о. Иоанн Егоров формулирует основные принципы и направления братской жизни, в том числе и принципы оказания милосердной помощи.
Чрезвычайно важно, что о. Иоанн смещает приоритеты с помощи материальной на помощь духовную, которую в первую очередь может оказать человеку Церковь. Анализируя опыт ранней церкви, о. Иоанн отмечает: «…И верные обетованиям Христа, христиане не в одиночку, но тесно-сплоченными группами, рука об руку, соборно выступили на спасение труждающихся и обремененных людей от язвительных уколов адского жала – зла и греха»[13]. «В церкви – новая, по духу любви, жизнь; в церкви не действует грех, не язвит адское жало». Следовательно, Церковь может помочь человеку спастись, освободить жизнь от разрушающего ее изнутри зла, но для этого Церковь должна быть не формальной институцией, а живых организмом, собранным Духом Святым и способным «делом показать победу Христа». О.Иоанн оценивает современное ему состояние Русской православной церкви как остро кризисное: «Этот простой ответ стал теперь для нас сложным, потому что забылось, извратилось, потускнело в нашем сознании светлое, чистое, сладостное для сердца понятие Церкви»[14]. Для о.Иоанна Егорова безусловно, что подлинная христианская жизнь возможна лишь в Церкви: «В одиночку жить, значит жить без Христа, потому что непреложно слово Христа. Мф.18.20». Поэтому он призывает своих читателей-слушателей к «сплочению в группы-церкви», ибо «не думаете ли в одиночку или себялюбиво выделяющейся сектой побеждать зло?»[15].
Поэтому, размышляя о задачах братской жизни, о. Иоанн на первое место ставит «соборную, едиными устами и единым сердцем молитву в храме», то есть духовное условие созидания церковного братского единства. Члены братства призываются объединяться в молитве друг с другом и устранять все внутренние и внешние препятствия к этому. Внешние препятствия – неблагоговейное поведение в храме (шум, разговоры, ненужные хождения и т.д.); внутренние – гордое, себялюбивое выделение себя из других.
Из этого духа братской любви, в самом себе несущем свидетельство о силе Христова воскресения, рождается духовная взаимопомощь. О. Иоанн характеризует духовное состояние эпохи как отчуждение и одиночество. Одиночество житейское, интеллектуальное («в мыслях»), духовное («религиозное») очень трудно переживается людьми. «Нужде материальной или пьянству в большинстве случаев предшествовала нужда в ласковом слове, в искреннем сочувствии». Поэтому члены братства, когда видят страдающего или слышат стоны умирающего, должны «помочь, утешить, ободрить, успокоить, поддержать…»[16].
И, наконец, только на третьем месте стоит материальная помощь нуждающимся, которой о. Иоанн полагает четки границы. Он говорит, что не имеет смысла пытаться спасти сразу всех. «Лучше, сколько можем, пойдем на помощь. Изберем хоть одного, и ему поможем как следует. Всех не вырвем, но одного-двух каждый может спасти»[17].
Приведенные примеры свидетельствуют о том, что внутри братской парадигмы церковной жизни выстраиваются особые принципы милосердия, обусловленные тем, что конкретное церковное собрание (братство) переживает себя в первую очередь не как часть социума, а как часть Церкви, то есть собранного со Христом сообщества верующих, живущего в любви и взаимном общении. Такое собрание, в первую очередь, озабочено тем, чтобы каждый его член пережил личную обращенность, личную встречу со Христом и был научен жизни во вере. Поэтому задачам оказания милосердной помощи нуждающимся предшествуют задачи духовного просвещения и личностного возрождения членов братства, приготовления их сердца. Милосердие должно рождаться от избытка христианской любви, поэтому братства устраивают свою жизнь так, чтобы их членами обретался этот избыток. Собственно в делах милосердия принципиально важным оказывается личностный подход к нуждающимся, отказ «от бессистемной благотворительности», осознание первостепенной важности духовной помощи. Братская «миссия милосердия» оказывается направлена в первую очередь не на нуждающихся материально, а на тех, кто задыхается от одиночества, отсутствия смысла жизни, не знает радости воскресения. Собственно материальная помощь церкви направляется в первую очередь на членов христианской общины. При этом христианство не отворачивается от мира, не отказывается от милосердной помощи людям, но возвращается к апостольскому принципу возрождения в человеке исцеляющей силы веры и подлинного богочеловечского достоинства: «Серебра и золота нет у меня. А что имею, то даю тебе: во имя Иисуса Христа Назорея, ходи» (Деян. 3, 6).
