Корзина покупок пуста!
Ольга Седакова о знании иностранных языков, классической литературы и о том, чем советские писатели отличались от русских.
Свято-Филаретовский институт поздравил члена своего попечительского совета, филолога, поэта и переводчика Ольгу Седакову с присвоением ей звания академика Амвросианской академии. По просьбе коллег и друзей из СФИ Ольга Александровна поделилась размышлениями о связи образования и творчества, которые часто оторваны друг от друга в сознании современных людей.
- Да, наверное, у нас этот разрыв больше, чем в остальном мире (я имею в виду, конечно, европейский и американский мир — про Азию и Африку мы мало что знаем). Я думаю, что для того, кто серьезно думает о творчестве, образование и просвещение совершенно необходимо. Не образованность, а настоящее просвещение: «…и в просвещении стать с веком наравне», — Пушкин совсем юным написал об этом как о своей цели. Без этого творчество не много может в себе нести. Оно будет очень частным, исторически неоправданным, потому что автор должен чувствовать, в каком историческом моменте он находится, что до него было сделано. Например, писать после Мандельштама так, как будто его не было, просто нелепо. Как говорил Томас Стернз Элиот, традиционный — это тот, кто может выдержать суд предшествующей традиции, т.е. нужно представлять себе, что над тобой есть этот суд. Если ты хочешь по-другому, не имея в виду, что Шекспир, Толстой и другие какой-то суд о тебе выносят, то это уже совсем другого рода деятельность, самодеятельность, которая, конечно, никому не запрещена. Но если вы хотите чего-то серьезного, то это требует большого труда — и этот труд прилагали все. Данте почти потерял зрение, читая все, что ему было нужно, что он считал необходимым. Можно вспомнить, как работал Пушкин, какая библиотека была у Толстого. Ничего серьезного иначе не возникало.
И, конечно, в этом смысле советская литература отличалась от русской тем, что ее авторы совсем не были гуманитарно подготовлены. И это заметно для меня. Те поэты XX века, которые успели окончить хотя бы гимназию, как, например, Арсений Тарковский, совсем другие. Особенно заметно, что советские писатели в отличие от русских не знали языков. Потому что у человека, знающего другие языки, — не обязательно блестяще, но во всяком случае читающего на них, как все наши классики, — другой русский, он более свободен в своем языке. Не говоря уже о том, что церковнославянского языка, который понимали все русские писатели, советские совсем не знали. Они не знали ни русского, ни церковнославянского.
И я думаю, значение образования должно быть таким для любого автора, если он надеется создать что-то серьезное. Как восстановить эту связь у нас, я не представляю, потому что это должно быть требованием общества. Есть такое несчастье, что общество всерьез больше не требует творчества. В качестве искусства оно принимает акции, перформансы, для которых чем меньше образования, тем, наверное, лучше. Так что никаких путей к этому я не знаю. Наверное, только большее присутствие того, что относится к классической литературе. Важно, чтобы она не уходила из внимания и создавала меру, с которой автор себя соотносит, — чтобы он мог соотноситься не со своими ровесниками и окружением, а с этой широкой традицией.
Я могу рассказать о себе, о своем выборе. К концу школы мои стихи публиковали и, вполне возможно, меня уже ждала нормальная литературная карьера, мне предлагали поступать в Литинститут без экзаменов, но я совершенно не сомневаясь выбрала филологический факультет, потому что хотела образования и знала, что в Литинституте образования не дают. На дне открытых дверей перед моим поступлением один из профессоров МГУ, филолог сказал: «Если кто-нибудь из вас пишет стихи, то когда вы доучитесь, вы перестанете это делать». Отчасти это связано с советской идеей, что образованные люди теряют непосредственность, спонтанность, что надо быть таким Иванушкой-дурачком, и тогда у тебя все получится. Но, с другой стороны, филолог действительно сталкивается с серьезным творчеством, хотя бы потому что оно есть в программе, и он может трезво себя оценить. Так что образование — это своего рода аскетическая проверка. А должен ли ты писать или уже хватит? Может, по сравнению с ними тебе просто нечего сказать?
