Корзина покупок пуста!
Приближается один из самых любимых светских праздников — Новый год. Сегодня, в связи с разницей церковного и светского календаря, он приходится на последние дни Рождественского поста. А как его праздновали люди церковные, когда такого расхождения не было — скажем, сто лет назад? Мы публикуем воспоминание Р. Лелякова о встрече одного Нового года в Крестовоздвиженском братстве, основанном Николаем Николаевичем Неплюевым. Напомним, что воспитанниками Неплюева были крестьянские дети, родители которых в своем большинстве не были научены даже грамоте
Новый год у нас один из самых веселых праздников; встречаем мы его так. Еще заранее к этому времени многие приготовляют стихи, разучивают пьесы (иногда по несколько), устраивают репетиции и 31 декабря вечером бывает длинная, веселая встреча Нового года; к этому вечеру многие возвращаются из отпуска, желая Новый год встретить вместе со своими друзьями.
31 декабря день был очень пасмурный. По небу, покрытому сероватым туманом, все время ползли клочья туч, свистел ветер и по временам даже начинал идти снег. С утра все ходили в баню, а потом занимались кто чем хотел. После обеда, ввиду того, что вечером будем встречать Новый год, многие улеглись спать и спали до 5 часов, когда на дворе совсем смерклось и в школе начали зажигать лампы. По колокольчику все встали, в школе опять стало шумно и празднично: в комнатах зажгли лампы, поднялся говор, стук дверей.
К пяти часам все уже были готовы, оделись в праздничное платье и ровно в пять пошли в церковь. Ветер по-прежнему сильно дул с запада и гнал по небу кучи туч, так что месяц был закрываем ими и на дворе было темно. Всенощная продолжалась около двух часов. Из церкви Н.Н., священник, все члены Братства и мы пошли в школу; в школе и ужинали.
После ужина через небольшой промежуток времени все мы пошли в дом к Н.Н. встречать Новый год. Маленькие побежали впереди, смеясь и перекликаясь в темноте, а более старшие собрались позади кучкой и сговорились «щедровать»; тут же на дороге они приготовились, т.е. спели несколько куплетов щедровки. Дом Н.Н был ярко освещен и резко выделялся среди окружающей темноты; все окна были залиты светом и казались большими яркими пятнами. Из них падали на снег до самого леса длинные полосы света, а за ними пестрели свежие цветы. Когда мы пришли к Н.Н., в доме его все уже было готово: в столовой, очень ярко освещенной, стояли рядами скамьи и стулья. Вскоре сюда пришли воспитанницы женской школы, и вечер начался. Начался щедровками, как и всегда. У Н.Н. спросили предварительно, — можно ли пощедровать? Разрешение было дано, и на середину комнаты перед публикой вышла кучка товарищей: в кучке этой были не одни певцы, — щедровали все желающие. Один задал тон — и все запели старинные вирши.
Их проводили шумными, дружными аплодисментами; щедровки эти позаимствованы из быта ближних сел, где они поются длинным, длинным напевом, с припевом после каждой строфы «щедрый вечор, добрый вечор... пане, не понижаем, щедрою кутиею поздоровляем». Иногда щедровали в прихожей, а когда оканчивали, кто-нибудь из них говорил: «вечер добрый, несите пирог довгий (длинный)». Вся публика смеялась и разражалась аплодисментами, но все это ничуть не имело характера грубого, разгульного: мы собираемся вместе как одна единодушная семья и встречаем новый год с чисто семейным весельем, дружным, искренним, подчас даже шумным, но никогда не переходящим границ: веселье наше есть простая семейная радость.
Щедровавшие ушли в соседнюю комнату, куда собрались декламаторы наши и певцы.
Началась декламация стихов. На середину комнаты вышли две самые маленькие воспитанницы, поклонились публике и продекламировали какое-то коротенькое стихотворение, в котором говорится о птичке. Птичка говорит, как она улетит за море, как ей грустно расставаться с родным гнездышком, с которым она крепко сроднилась, и прощается с детьми, играющими под окошком. Все это было сказано так мило, просто, выразительно и с неподдельным, захватывающим чувством. Говорящая была маленькая, одетая в красное платьице и совсем походила на птичку. Другая вместо детей спрашивает ее: «Когда же ты птичка вернешься опять?». И птичка снова щебечет:
Я вернуся к вам, дети, зеленой весной,
Когда поле покроется свежей травой,
Когда луг уберется цветами;
Когда в садике вашем сирень зацветет
И весеннее солнышко снова сверкнет
Золотыми лучами...
Я вернуся опять из-за синих морей,
Из-за синих морей, из-за каменных гор -
В тишь сосновых лесов и широких полей,
На свободу, на вольный простор!..
С каждой зорькой я буду для вас щебетать,
Каждым вечером песней своей
Буду сны навевать, буду вас усыплять,
Вас — веселых и милых детей!..
В комнатах сделалось очень тихо. Но когда птичка окончила и они обе, поклонившись, стали уходить со сцены — им долго, долго рукоплескали. Их декламация на всех произвела очень хорошее впечатление; в столовой опять поднялся говор. На сцену вышел новый декламатор,— маленький воспитанник из младшего класса; он спокойно и важно прошелся перед публикой, стал недалеко от первых рядов, поклонился и произнес: «"Мужичок с ноготок", стихотворение Некрасова». Почти все засмеялись — он был действительно с ноготок. Осмотревшись по сторонам, он хотел было начать декламировать, но потом и сам начал улыбаться, свет лампы окружил его головку русую и личико ярким сиянием. Когда в комнате утихло, он ровно и важно продекламировал своего «мужичка», оканчивая словами: «Ну, мертвая! — крикнул малюточка басом, рванул под уздцы и быстрей зашагал». Все это он тоже старался сказать как можно большим басом, какой только в состоянии был вызвать в своем тоненьком детском голосе, и окончательно рассмешил зрителей. Со сцены он убежал под громкие аплодисменты, сыпавшиеся ему вслед. Распорядителем вечера был один из учителей. Когда один уходил со сцены, на его место выходил другой, по распоряжению учителя.
За мужичком было сказано несколько басен, некоторые из них были разыграны в лицах, между прочим «Волк и ягненок» Крылова. Разыгрывали ее двое из товарищей: Волка — большой, широкоплечий, Ягненка меньший. Волк сразу грозно набросился на бедного, оторопевшего Ягненка и начал на него кричать, махая кулаками — зачем он мутит его питье? Ягненок отшатнулся назад, задрожал и потупившись начал говорить тоненьким дрожащим голосом, что он не мутит его питья. Окончилось тем, что Волк схватил бедняжку и утащил в соседнюю комнату.
От басен перешли к более серьезным стихотворениям. Вышел один из младших — маленький, слабый, бледный и сказал стихотворение С.Я. Надсона: «О если б огненное слово я в дар от Музы получил!».
Все стихотворение это дышало действительным, живым огнем, как и вообще большинство стихов Надсона, что декламатор прекрасно и выразил: голос его как-то нервно дрожал, как будто выходя из самого сердца, бледное личико горело, и когда он заключил стихотворение словами: «Моя душа к борьбе готова, но нет в ней силы молодой, — в груди бесплодное рыданье, в устах мучительный упрек и давит сердце мне сознанье, что я...я раб, а не пророк!» — в голосе его зазвенели слезы. Все были обвеяны чем-то особенным, сильным талантом повеяло; многие задумались; декламатору очень долго и сильно рукоплескали, а Николай Николаевич расцеловал его. После него говорили исключительно серьезные стихи, выходили и некоторые из учителей; всем было очень весело и хорошо.
Стихи сменились пением; хор воспитанниц спел две песни; как мотив, так и слова песни всем понравились. В конце Н.Н. сыграл несколько песен на фортепьяно. Две свечи, поставленные по краям, залили весь угол, в котором стоит оно, ярким светом. Н.Н. играл с особенным увлечением; звуки музыки поднимались целыми волнами и тихо замирали под потолком; Н.Н. на этот раз сыграл одну из своих новых пьес. Все мы ей дали название «Земля и Небо». Мне кажется, мы никогда не разлюбим ее. В комнате сделалось очень тихо, только звуки льются и льются волнами, разрастаясь все в новые и новые мелодии. Как будто все новые и новые толпы ангелов поют в синеве глубокого неба. Некоторые маленькие уселись возле Н.Н. и все время, пока он играл, наблюдали за фортепьянными молоточками, прыгающими при игре. Окончив играть, Н.Н., смеясь, пристыдил их, что они так слушают музыку.
Было уже несколько минут первого часа. Мы собрались в гостиную; в ней, на приготовленном заранее столике, обставленном цветами, горело много свечей, вставленных в хрустальные канделябры, которые при этом ярко сверкали. Священник отслужил молебен на Новый год; мы пели; когда молебен окончился, начались поздравления: все целовались с Н.Н., священником, учителями и между собою, всем было очень радостно. Н.Н. каждому говорил свои добрые пожелания, особенно маленьким, — им он желал поскорее поступить в Младший Братский Кружок, а в конце, прощаясь с нами, пожелал всем быть в новом году здоровыми духом, бодрыми и радостными.
— В этот день, — говорил он, — люди желают друг другу счастья на наступающий год, подразумевая под ним богатство, здоровье и вообще все удобства жизни, а мы пожелаем друг другу духовного счастья, веры, вдохновения, радости, любви, — это наши богатства, они неизмеримо выше всяких других богатств!
На дворе была темная ночь; по небу по-прежнему ползли черные обрывки туч и заслонили собою месяц; в окнах школы горели огни, краснея точками сквозь поредевшую чащу леса. Дорожка до школы точно ожила, — зазвенели голоса, зазвучал говор, несмотря на то, что было уже поздно, все были бодры и веселы.
На дворе было уже совсем светло, когда позвонили вставать, но многие еще хотели спать, нежились, вставали медленно, перекидываясь между собою фразами. Двери в обеих спальнях, в которых мы находились, были настежь открыты и говор в одной был ясно слышен в другой.
— Скорей, господа, одевайтесь, — сказал вошедший старшина, – уже восьмой час, нам нужно поспешить, потому что в десять начнется литургия.
В коридоре тяжело прошел школьный швейцар Савелий.
— Здравствуйте, Георгий, с новым годом вас.
— Благодарю, Савелий, также и вас, — отвечает старшина.
К восьми часам все уже были готовы и мы собрались на молитву, — утро было бесцветное какое-то и за окошками было сыро.
Некоторые из товарищей были именинниками, — мы помолились о них и поздравляли их, а также и друг друга как с днем их ангела, так и с наступившим праздником. Всем было очень радостно.
После молитвы напились чаю, а потом вскоре зазвонил колокол к обедне. Как и на Рождество, в церкви все отправлялось очень торжественно и Н.Н. опять говорил проповедь— на этот раз о жизни св. Василия Великого, память которого Церковь празднует в этот день. Говорил он очень подробно и сильно и закончил словами: «Мы встречаем Новый Год праздником памяти св. Василия, постараемся же его прожить так, как жил св. Василий, станем добрыми и бодрыми проповедниками Евангелия». На нас вся речь произвела очень сильное впечатление.
