Корзина покупок пуста!
В эти весенние дни мы традиционно вспоминаем русского религиозного философа и общественного деятеля Николая Александровича Бердяева (18 марта 1874 — 23 марта 1948). По мнению многих современных исследователей, он полнее других выразил в своей жизни и творчестве идею духовного возрождения в России. Николай Бердяев принимал деятельное участие в работе Религиозно-философского общества, был инициатором создания Вольной академии духовной культуры (1918 — 1922). Дважды он попадал в тюрьму, в 1922 году был выслан из Советской России (на так называемом «философском пароходе») и примерно два года прожил в Германии, где открыл Русский научный институт и Религиозно-философскую академию. Затем, с 1924 года и до конца своих дней жил во Франции, где издавал религиозно-философский журнал «Путь», руководил издательством YMCA-press. Принимал самое активное участие в Русском студенческом христианском движении, был членом Братства Святой Софии.
В сфере религиозно-философских интересов Николая Бердяева на всем протяжении его жизни находился человек, ключевыми темами были свобода и творчество. Н. Бердяев, тщательно изучал аскетическую и мистическую христианскую литературу. Поэтому в его творчестве вопросы аскезы, её подлинности, цели и задач встречаются довольно часто. Известно, что Николай Бердяев, как и мать Мария (Скобцова) , и о. Сергий Булгаков , интересовались, в частности, вопросом — что такое подлинная христианская аскеза? В 1930 году они проводили в Париже семинары, на которых, среди прочих, обсуждался вопрос о христианском аскетизме.
Нужна ли современному человеку, живущему в обществе и активно участвующему в общественной жизни, аскеза? Да, по мнению Николая Бердяева, современный человек нуждается в аскезе как в особом, проверенном временем, методе защиты личной свободы от давления общества и сохранения человеческого достоинства. «Без момента аскетического, т.е. преодоления низшей природы во имя высшей, победы над «миром сим» во имя мира иного, религиозная и мистическая жизнь немыслима. Аскетика (духовное упражнение) есть общеобязательный формальный метод всякого религиозного и мистического опыта, хотя духовное содержание, скрытое за этим формальным методом, может быть очень разное» [1]. Аскеза помогает человеку сопротивляться натиску общества потребления через возможность регуляции своих потребностей и сознательного ограничения удовольствий и развлечений. Современная коммерческая и прагматическая цивилизация с помощью информационных технологий стремится манипулировать человеком, превращая его в раба собственных, искусственно раздутых донельзя желаний. Аскетический же образ жизни ведет человека к духовной независимости от власти общества потребления, выражает «духовную крепость личности в противостоянии соблазнам мира, личность порабощающим» [2].
Понимание цели и смысла аскезы у Николая Бердяева очень отличается от традиционных воззрений на аскезу в философии и в религии. В своих работах он нередко беспощадно критикует отношение к аскезе в философии и религии, называя его «ложным аскетизмом». Причем «ложность» его состоит вовсе не в формах и способах аскезы (они одинаковы везде и всегда), а в грубой подмене, когда аскеза утверждается как цель и смысл духовной жизни или истинной святости. «Аскетика есть лишь техника религиозного опыта, лишь его формальная методология. Ни один мистик не видел в аскетике содержания и цели религиозной жизни, ибо содержание и цель есть уже мир иной, стяжание божественной жизни» [3]. По мнению Н. Бердяева истинная аскеза лишь средство, она призвана освободить дух из плена плотских страстей для служения нравственным идеалам, например, для служения любви и сострадания ближним. Однако, «аскеза, как жизневраждебное и мировраждебное понимание христианства, как постоянное сознание греховности человека и его бессилия, есть срыв и соблазн в духовном пути, измена Духу….» [4]. Предельный аскетический путь есть путь ухода, бегства из мира, что мы наблюдаем и в аскетических течениях христианства, поскольку привязанность к миру лишь усиливает страдания человека.
Вообще, Н. Бердяев нередко касается в своих работах вопроса о страдании и о различных способах его преодоления. Так, в своей работе «О назначении человека» он пишет о необходимости делать усилия для принятия страдания, для осмысления его, для понимания роли и места страдания в жизни человека: «Страдание есть глубочайшая сущность бытия, основной закон всякой жизни. Все живущее болеет и страдает… Я могу знать, что жизнь есть страдание, и вместе с тем принять жизнь, принять страдание жизни, понять смысл страдания. И это делает только христианство» [5].
Путь «убегания» от мира как от источника зла неприемлем для русского мыслителя. Это иллюзия, самообман, что можно избежать страданий, отказавшись от мира. Н. Бердяев различает два вида страданий: «темное» страдание, страдание без смысла и без надежды, и «светлое» — принятое на себя человеком добровольно, осмысленно. Процесс принятия и преодоления такого «светлого» страдания возрождает человека, дает ему огромные силы для изменения себя и мира вокруг. «Ложный аскетизм» же в стремлении избавиться от страдания может привести к очень опасному состоянию равнодушия, безразличия, и закончиться «иссушением души, окостенением сердца», непомерной гордыней и безжалостностью к ближнему. Наоборот, чувствительность к страданию, к боли другого и проявление жалости и сострадания к людям есть наиболее ценное качество в человеке. Надо принять страдание, свое собственное и страдание ближнего, как крест, и мужественно преодолевать его в аскетическом усилии — такова позиция Н. Бердяева.
Весьма характерно для Николая Бердяева не просто переосмысление основных аскетических принципов, но их расширение и дополнение. Например, основополагающий принцип аскезы — покаяние, по мнению Бердяева, не только должно быть плодоносным, но должно сочетаться с творчеством, дополняться им. В своей работе «Смысл творчества» он пишет: «С покаяния начинается борьба с тьмой греха. Без великого таинства покаяния духовная жизнь немыслима. Грех не только должен быть осознан, но и должен сгореть в огне покаяния. <…> На пути покаяния зреют духовные плоды высшей жизни». Однако путь покаяния несет в себе и опасности: «Покаяние может довести до сгущения тьмы внутри себя, до опасной самопогруженности» и даже довести до «мертвого отчаяния», когда путь покаяния достигает «точки омертвения» [6], тогда мистически неизбежен переход на иной духовный путь, а отчаяние — самый большой грех. Николай Бердяев для подтверждения своих слов цитирует св. Макария Египетского, труды которого он изучал, наряду с другими святыми отцами — мистиками и аскетами: «Как при возделывании виноградника все попечение прилагается для того, чтобы насладиться плодами; а как скоро не оказывается плодов любви, мира, радости, смирения и прочих исчисленных Апостолом добродетелей, то напрасен подвиг девства, и труд молитвы, псалмопения, поста, бдения оказывается ни к чему не служащим; потому что душевные и телесные сии труды должны быть совершаемы в надежде духовных плодов. Плодоношение же Духа в добродетелях есть наслаждение ими с нерастленным удовольствием для сердец верных, в которых действует Дух. С великою разборчивостью разумения да оцениваются делание, труд, и все естественные подвиги, через веру и упование производимые в достойных Духом Святым. Прекрасное дело — пост, бдение, странническая жизнь, даже это — цвет доброго жития. Впрочем, есть более внутренний чин христиан, и никто не должен возлагать упование на сии дела» [7].
Св. Макарий Египетский прямо говорит о том, что аскетика и покаяние могут быть бесплодны: «Если преуспел он в посте, во бдении, в псалмопении, во всяком подвиге и во всякой добродетели, но на жертвеннике сердца его не совершено еще благодатию таинственной действие Духа, при полном ощущении и духовном упокоении: то все таковое чинопоследование подвижничества несовершенно и почти бесполезно; потому что человек не имеет духовного радования, таинственно производимого в сердце» [8]. По мнению Николая Бердяева остается один только путь спасения от собственной выявленной и воплощенной тьмы — «путь творческого потрясения духа». Да, Бердяев знает, что творчество не может заменить покаяния, что путь покаяния неизбежен, но «творческий экстаз и творческий подъем есть революционное рождение к новой жизни. Для самого творчества необходимо покаяние, но потрясение творческое качественно различно от потрясения покаянного. И в творчестве побеждается грех и сгорает тьма, но это иной путь духа, чем путь покаяния. Само по себе покаяние не есть еще возрождение. Возрождение есть уже творческий подъем. В творческом возрождении сгорает и испепеляется тьма, которая не могла сгореть в покаянии» [9]. Защищая путь творчества, Николай Бердяев называет безумными «боязливых противников творчества — врагов возрождения духа, рождения к новой жизни». Творчество, по его мнению, такое же религиозное делание, как и аскетика: «В творческом религиозном опыте есть не отрицательное, а положительное преодоление «мира». «Мир» должен быть побежден аскетически и творчески. Только аскетически, одним покаянием нельзя победить «мир», нельзя до конца сжечь грех и тьму» [10].
Очень интересна мысль Н. Бердяева о том, что современная техническая цивилизация, эксплуатируя деятельные силы человека, порабощает его дух, его личность: «Этот актуализм, порожденный технической цивилизацией, в сущности, означает не активность, а пассивность человеческого духа. Человек пассивно подчиняется ускорению времени, требующего от него максимальной активности, как функции технического процесса, а не как целостной личности. Эта активность разрушает личность, целостный образ человека и сопровождается совершенной духовной пассивностью, замиранием духа и духовности. Созерцание же является активностью духа, сопротивлением человека по отношению к истерзывающему его процессу технического актуализма. Это связано с отношением времени и вечности, с возможностью пережить мгновение, выходящее из потока времени» [11]. Н. Бердяев поднимает сложную проблему: как может человек сохранить свои творческие силы в противостоянии с силами коллективизма, которые стремятся нивелировать личность человека? Отчасти в этом человеку может помочь аскеза с ее медитативной практикой, направленной на концентрацию внутренней силы и практика созерцания — глубокого размышления.
В работах русских философов ХХ века разработана новая антропологическая идея человека как целостного существа, в котором реализуется единство духа, души и тела. «Н.А.Бердяев впервые (после ап. Павла) оказался вполне на высоте христианской антропологии, заново открыв и описав ее центр — Богооткровенную (от слова «откровение») во Христе соборную человеческую личность, понятую уникально и чисто по-христиански, «экзистенциально», не тождественную никакой индивидуальности, но противостоящую ей» [12]. Человек есть целостное существо, но эта целостность дается ему нелегко, в постоянном преодолении сил распада и разделения, вражды и противоречий. Истинная христианская аскеза может строиться только с учетом необходимости развития свободной личности человека, способной к творчеству.
