Корзина покупок пуста!
О том, что такое церковное издание в секулярном мире, рассуждает главный редактор газеты «Кифа» Александра Колымагина.
– Газета «Кифа» в эти дни отмечает свой 10-летний юбилей – для церковной газеты срок немалый. Александра Валентиновна, скажите, чем же церковное издание принципиально отличается от светского?
– Этот вопрос мы бурно обсуждали осенью 2003 года, собрав самых разных журналистов в часовне Свято-Филаретовского института. Тогда остро встал вопрос, что же такое церковное средство массовой информации. Во время дискуссии как пример приводилась французская газета «La Croix». По существу она не является конфессиональным изданием, но там сотрудничают христиане, и они освещают события именно с позиции своей веры, своих убеждений.
– Предполагалось, что в России нужно издавать что-то подобное?
– Вопрос был в том, готовы ли мы делать такое издание. В России в течение семидесяти лет, а это несколько поколений, в принципе не существовало никаких религиозных изданий. Все церковные газеты и журналы были немедленно уничтожены после прихода большевиков к власти. В советской прессе никогда не обсуждались вопросы церковной жизни в каком бы то ни было ключе, кроме поношения и оплевания. Из собственно церковных изданий выходил в свет лишь «Журнал Московской Патриархии» очень ограниченным тиражом, только для священников, с 1935 года (с перерывом в несколько лет с 1938 по 1943), да альманах «Богословские труды». А так был только самиздат, точечные вещи, тут же вылавливавшиеся и уничтожавшиеся. Так, всех членов огородниковского Христианского семинара тут же посадили на большие сроки, стоило им начать издание в 7 (!) экземплярах журнала «Община» – успело выйти лишь три номера, из них уцелел только один. Напомню, это были не времена «Большого террора» или хрущевских гонений, это был конец 1970-х. Правда, был такой серьезный и качественный «тамиздат», как, например, «Вестник РХД», который выходил в Париже. Иногда тайком кто-то провозил его в Россию, но читать его, так же как и самиздат, могли очень немногие.
Так что когда в 1989 году возник «Церковный вестник», все пришлось начинать с нуля. Я была свидетелем этого, потому что с первых же номеров в этой газете сотрудничал мой муж Борис Колымагин и я иногда помогала ему. Задача перед «Церковным вестником» была поставлена именно миссионерская, он должен был делать акцент на собирании людей, на свидетельстве. Чтобы не получилось узкое, замкнутое на себя конфессиональное издание, редакторами в какие-то периоды туда приглашали совсем светских людей. Некоторые из них, по-моему, вообще были атеистами, но зато профессионалами. И вот с профессиональной точки зрения оказалось, что никакие материалы не годились. Оказалось, что у нас в стране журналисты полностью утратили опыт разговора о Церкви.
– В девяностые годы двадцатого века стало гораздо больше статей на тему религии…
– Да, причем в самых разных светских изданиях, пускай не самых популярных: в «Сельской молодежи», «Литературной учебе». Но в подавляющем случае это все были перепечатки, пусть и блестящих материалов – Хомякова, Фуделя. Все это был репринт. А свои материалы и в светской, и в церковной прессе тех лет очень часто оказывались попросту «ликбезом».
– С тех пор прошло двадцать лет…
– За это время создавалось множество изданий, и сначала многие из них были не очень высокого уровня. А потом там, где местные архиереи прилагали усилия, где появлялись ответственные, деятельные люди, качество изданий стало повышаться. Например, в Саратове выходило очень хорошее приложение миссионерского характера к одной из местных газет (оно называлось «Берег»), в Белгороде выходил прекрасный молодежный журнал «Новый Ковчег»... Но как только разразился кризис, большинство изданий журнального формата, кроме трех-четырех «китов», «утонули». Поэтому сейчас вопрос о церковных изданиях стоит по-прежнему остро. Даже если вопросы профессионализма и даже вопросы финансирования потихоньку начинают сниматься, то главная проблема так и не уходит: как говорить о вере и Церкви в современном мире?
– В чем Вы видите основную сложность?
– Дело в том, что церковное издание должно осуществлять общехристианскую парадигму: быть «в мире сем, но не от мира сего». И пока что именно этот опыт не восстановлен. Мы все время впадаем в крайности: либо совсем уж «не от мира сего», то есть люди полностью замыкаются на своих проблемах, которые зачастую даже не церковные, а какие-то околоцерковные, маргинальные, фундаменталистские, либо, наоборот, крен в сторону «мира сего» – иначе говоря, люди начинают влезать в какие-то политические игры, как бы говорят с миром на его языке, и при этом начинают сами слишком сильно погружаться в стихию этого мира. Нужно сказать, что эти крайности очень часто смыкаются. А вот стопроцентно удачного опыта пока нет.
– Вы говорили, что нам нужно возрождать то, что было за семьдесят лет утеряно. А что было в этой сфере до революции?
– Во второй половине XIX века и потом, на сломе веков, происходило общее возрождение, в том числе религиозное и философское. Тогда темы, связанные с верой, с жизнью церкви присутствовали повсеместно, живо обсуждались, в том числе и в печати. Полемика шла и в светских журналах, и на страницах возникавших в то время в большом количестве церковных изданий. К сожалению, создается такое ощущение, что опыт тех лет утрачен нами безвозвратно. Людей, которые бы занимались исследованием дореволюционных церковных газет и журналов, можно пересчитать по пальцам.
Но ведь говорить о путях возрождения подобного рода изданий можно и нужно исходя из реалий самой церковной жизни. В первую очередь, нужно возрождать стремление сказать слово свидетельства. Из этого импульса во многом исходил один из самых успешных проектов – журнал «Фома». Но, надо сказать, и в нем миссионерский посыл, который был в самом начале, стал потихоньку угасать. Почему-то его очень трудно сохранять.
– В сегодняшних изданиях много эклектики, «сборной солянки»…
– То, что мы сегодня наблюдаем, – это даже не эклектика, это странное смешение. Например, один и тот же журнал может поставить рядом материал, посвященный, скажем, о. Павлу Флоренскому, а на соседней странице – ответы на вопросы, где о. Александр Шаргунов такие вещи говорит, что просто волосы встают дыбом. И люди все это вперемешку «съедают». Повторюсь – это не эклектика. Когда тьма смешивается со светом, получаются сумерки сознания, сумерки духовные – самое опасное явление. Потому что люди очевидную тьму все-таки легко чувствуют, а вот когда все перемешивается и выдается в виде подобной «окрошки» – это очень опасно.
– Расскажите, пожалуйста, как Вы стали главным редактором церковного издания.
– Получилось так, что в то время, когда вдруг «все стало можно», я как раз проходила оглашение. Когда я начала оглашаться, еще «ничего было нельзя», и даже адреса квартир, где проходило оглашение, мы не называли по телефону. А когда оглашение заканчивалось, на дворе был 1989 год и уже появился «Церковный вестник». С этого времени я пыталась писать какие-то статьи, связанные, прежде всего, с тем, что делало Преображенское братство. Иногда они выходили в «Независимой газете», «Общей газете». А где-то лет через семь или восемь меня попросили редактировать информационный листок нашего братства, который именно тогда благодаря усилиям Бориса, моего мужа, и моим сделал попытку превратиться в настоящую газету (пусть даже не в мало-, а в микротиражную) под названием «Сретенский листок».
– Я помню, там были интересные интервью…
– Да, там было много хороших материалов, но так получилось, что как раз в этот время у меня родился четвертый ребенок, и я не смогла продолжить работу. Через несколько лет листок прекратил свое существование, но «Кифа» возникла уже не на пустом месте. Да и вообще у нас в братстве все время шли разговоры, что нам нужна своя газета. Было много попыток, в том числе неудачных, и, в конце концов, в 2002 году мы договорились с Максимом Шевченко, который тогда был редактором «НГ-религии», чтобы он прочитал нам, заинтересованным в газетном деле братчикам, несколько лекций по профессиональной подготовке. Эти семинары были очень важными для нас, и сам Максим Леонардович считал, что дал импульс, от которого родилась «Кифа». Правда, он пессимистически говорил, что невозможно начать издание без хорошего начального капитала, и мы, поняв, что у нас денег нет, начали на эту тему расстраиваться. Но потом оказалось, что удивительным образом все-таки можно преодолеть даже такие проблемы: на первый тираж нам пожертвовал деньги один из братчиков, а дальше мы так и пошли на самоокупаемости. Конечно, долгое время мы все работали бесплатно. Потом, когда в братстве газету полюбили, её сотрудникам стали скидываться на зарплату, хотя и сейчас у нас работают в основном добровольцы.
– Как возникло название?
– Название долго обсуждали во время паломничества в Санкт-Петербург. Собралась большая рабочая группа, и мы долго перебирали самые разные названия: длинные, короткие. И вдруг совершенно неожиданно возникла «Кифа». И всем понравилось, решили, что это свежо, оригинально, не похоже на то, что нам всю эту встречу приходило в голову: «Русский экспресс», «Православные вести». Потом начали потихоньку собирать материалы. Надо сказать, что делать первый номер было очень радостно. Я думаю, что эта радость вообще характерна для подлинного служения. Не спишь ночами, тяжело, иногда просто невыносимо, но при этом не покидает радость, какой-то свет и мир в душе. И именно эта газета (после нескольких неудачных опытов) всем наконец понравилась.
– Были ли какие-то кризисы в работе редакции?
– Помню, третий выпуск мы делали долго, мучительно. Я тогда еще не знала, что в типографию в период от католического Рождества и до Рождества православного лучше никаких материалов не отправлять – из-за сплошных праздников люди резко приходят в нерабочее состояние. В итоге несчастный декабрьский третий номер нам прислали где-то в середине января, и на его первой странице значительная часть текста ушла под фотографию. И это был в чем-то поворотный момент. Представляете, целый тираж с таким браком?! Даже отец Георгий дрогнул: «Может быть, так продадим?» Но мой муж, профессиональный журналист, тогда мне сказал: «Если сейчас позволить, чтобы это вышло в таком виде, то к вам никто никогда серьезно относиться не будет. Нельзя допускать халтуру в таком деле». И мы весь этот тираж перепечатывали уже в Москве, искали такие варианты, чтобы на промежуточных стадиях можно было контролировать процесс. Тогда я еще не была главным редактором. С самого начала у нас было два соредактора: один питерский – Саша Буров, а один московский – это я. И в первых номерах у нас было такое двухголосье – мы вместе комментировали те или иные материалы. Это продолжалось долго и было очень хорошо.
– Чего больше в работе редактора церковного издания: работы с людьми или работы с текстом?
– Мне кажется, здесь одно от другого трудно отделить. Невозможно, например, взять интервью у человека, если между вами нет никакого общения. Невозможно работать с текстами, если ты не имеешь связи с человеком, если текст для тебя – просто текст. Правда, я знаю, что в некоторых изданиях сознательно делят какие-то сферы: кто-то больше занимается общением, налаживанием связей, кто-то больше журналом или газетой.
– За десять лет были какие-то особо запомнившиеся материалы?
– Да, были, особенно среди первых. Например, мы написали материал о работе III Миссионерского съезда (осень 2002 года), в котором мы постарались показать всю противоречивость происходящего: с одной стороны, встреча живых и искренних людей, стремящихся служить свидетельству, с другой – стремление «контрмиссионерского течения» всех подмять под себя. Это была неоднозначная, очень важная и интересная картина, которую тогда практически никто не брался написать. И мне кажется, наш материал был заявкой на то, что мы действительно можем говорить какие-то вещи всерьез.
– А если вспоминать об интервью, какими Вы особенно дорожите?
– С начала издания «Кифы» мы присутствовали на всех конференциях, организованных Синодальной богословской комиссией. Все интервью, которые мы брали там, достаточно интересны, ведь они отражают мнения ведущих богословов. Один из лучших разговоров, на мой взгляд, получился с о. Иоанном Бэром. Он апеллировал к опыту христианской жизни, а не только к богословским аспектам. Нужно сказать, что, к сожалению, на этих же конференциях бывало так, что некоторые богословы говорили замечательные вещи о евхаристическом возрождении в народе Божьем, но когда вопросы обращались к конкретике их жизни, они тут же как бы «отходили в сторону». А вот у о. Иоанна этого не было, поэтому его интервью било в самые важные для каждого человека точки современной церковной жизни. Его главную мысль мы вынесли в название: «Если взять на себя крест только “по возможности”, он станет невыносим».
Также мне кажутся важными все интервью с отцом Георгием Кочетковым. Причем они были очень разные. У людей выработался какой-то его схематический портрет, и многие удивлялись, когда читали его интервью о Хомякове, Звереве или Достоевском. Эти материалы действительно были событиями.
– Я знаю, что особо популярными стали приложения, посвященные «открытым встречам».
– Сейчас существует много разных изданий в жанре «посоветуйте, батюшка», но большинство из них страдают смешением жанров. Ведь необходимо по-разному отвечать людям, которые только делают первый шаг в церкви, и тем, кто уже живет в церкви ответственно и серьезно. «Открытая встреча» – это ответы людям, которые только делают свои первые шаги. И мне кажется, что было очень важно опубликовать эти материалы именно как некоторый пример, потому что все, кто отвечал на вопросы, – а это не только отец Георгий Кочетков, но и другие катехизаторы, – имели большой опыт именно миссионерских бесед. Я знаю, что многие священники читали эти публикации как образец такого разговора. Это было очень важно, поэтому мы и стали издавать такое приложение. Наша газета все-таки больше внутрицерковная, ее трудно читать людям внешним. Более того, ее трудно читать людям, которые не пытаются всерьез жить церковной жизнью. А это приложение адресовано в первую очередь людям ищущим.
– Есть ли какая-то специфика у «Кифы» как у братской газеты? Все-таки ее издает Преображенское братство.
– Конечно, есть! В свое время на Рождественских чтениях я не раз говорила о том, что церковное издание не может говорить о том, чего нет. Оно отражает жизнь, и от того, какая она у тех людей, которые издают газету, зависит сам облик газеты. В этом смысле «Кифа», мне кажется, просто выражает ту жизнь, которая есть в братстве. Даже более того, она выражает то, чем эта жизнь является, её вполне определенные качества: стремление к полноте, к возрождению церкви и всех служений в ней. И когда люди говорят, что это хорошая газета, они реагируют в первую очередь на свидетельство об этой жизни. Потому что этой полноты, служения в общении на самом деле ищет душа любого человека, который приходит в церковь. И если этой полноты недостает в его собственной церковной жизни, то его душа начинает тосковать. Мне кажется, самое главное в любом церковном издании – чтобы оно было не «где-то там», чтобы оно было связано с нормальной церковной жизнью, нормальной церковной общиной (приходской или межприходской) или с братством. Нам очень важно, что «Кифа» – это лицо нашего братства, она внутренне опирается на него. Это дает ей силы пережить то, обо что зачастую спотыкаются хорошие церковные издания. Хотелось бы, чтобы она таким образом жила и дальше.
– Что бы Вы хотели пожелать читателям?
– Чтобы их было больше. Мне бы, конечно, хотелось, чтобы «Кифу» по возможности стала читать вся её потенциальная аудитория. Пока этого не происходит. Пока что те люди, для которых она могла бы быть значима, просто не знают про нее или её не читают. И это очень жаль.
Главный редактор сайта Преображенского братства Дарья Макеева, сотрудники Наталья Адаменко, Елена Кудрявцева и Дмитрий Писарев.
