Корзина покупок пуста!
Роберт Латыпов, сопредседатель Пермского Молодёжного «Мемориала»: «Как нам быть с этой историей? Что нам сегодня с ней делать? Как совместить две противоположные тенденции, два взгляда, два отношения к ней? Как не оскорбить? Как не потерять с памятью о трагедии воспоминания о человеческом величии и героизме?»
* * *
В июле-августе 2009 года в Пермском крае проходила международная летняя школа «Пласты памяти». Её участники - немецкие и российские преподаватели и студенты - пытались найти ответы на вопросы: Что такое сегодня в России память о ГУЛАГе? Кто и как её сохраняет и передаёт новым поколениям? Сделаны ли выводы? Идёт ли процесс переоценки недавних событий?
В течение двух недель мы посещали музеи и места, напрямую связанные с государственным террором в советский период истории. Встречались с самыми разными людьми: сотрудниками музеев, волонтёрами, чиновниками, бывшими надзирателями, туристами и просто местными жителями. Размышления от этих встреч и легли в основу этой статьи.
* * *
Это случилось в 1988 году. Мне было 14 лет, я учился в 8-м классе обычной средней школы обычного провинциального городка на севере Пермской области. На очередном уроке истории я неожиданно даже для самого себя спросил учителя: «Валентин Павлович, а почему в нашем городе Березники так много разных национальностей? Не только русские, но и татары, башкиры, украинцы, белорусы и даже немцы! Откуда они здесь взялись?» Ответ был прост и лаконичен: «Это потомки тех, кто строил наш город в начале 1930-х годов. Они приехали сюда по призыву партии на ударную комсомольскую стройку».
Авторитет учителя был настолько велик, а вера в то, что я живу в справедливом государстве, была так непоколебима, что я тогда даже и думать не мог сомневаться в правдивости его слов. Лишь спустя несколько лет, обучаясь на историческом факультете Пермского государственного университета, я узнал, что истинными строителями города и прилегающих к нему предприятий были тысячи и тысячи репрессированных советской властью людей - крестьяне-спецпереселенцы и заключённые тогда ещё первых лагерей ГУЛАГа.
Вероятно, это был первый запомнившийся мне случай, когда я столкнулся с откровенным мифом нашей отечественной истории. Уверен, что этот учитель был хорошо осведомлён об истинном прошлом нашего родного города. Но он ответил мне и моим одноклассникам обычным, стандартным штампом того времени. Мало того, излагая нам, детям откровенно ложную и ретушированную историю, он формировал тем самым нашу коллективную память, а с ней и советскую идентичность. Последующее преодоление этой самой «памяти», а с ней и советской идентичности было и остаётся для меня чрезвычайно болезненным и горьким.
Когда я сегодня сталкиваюсь с идеализацией советского прошлого, то по-прежнему испытываю противоречивые чувства. С одной стороны, мне понятны те, кто не хочет помнить плохого, кто не хочет испытывать боль, ощущение потерянного времени и утерянных возможностей. Кому, возможно, понятны невинность и страдания других людей, но при этом не хочется думать об этом и воспринимать этот трагический опыт уже как часть своего мира.
Но с другой стороны, эти люди ведь не только помнят свою, «удобную» историю, но и передают её другим и, прежде всего, молодым людям, кто не был очевидцем тех событий и того времени. Меня не может не раздражать та тихая покорность, с которой большинство моих соотечественников по-прежнему жуют исторические мифы о «славном героическом прошлом». И ладно бы жевали, так ведь потом и негодуют при появлении неудобных вопросов и фактов. Как же, ведь у них сказку отбирают!
Размышляя после нашей летней школы «Пласты памяти» о том, во что верят и что говорят те люди, которые совсем недавно, всего 20-30 лет назад, служили Системе, меня как раз и охватывает эта двойственность. Как к этому относиться? Нужно ли активно сопротивляться этим мифам? Нужно ли тут же, здесь же их опровергать? Или стоит сделать шаг в сторону, брезгливо отмахнувшись от очередной порции лжи о счастливой советской эпохе?
Слушая кукушкиных и кургузовых [1], я понимаю, что не могу их ненавидеть, как не могу и любить. (Комплекс моих нравственных принципов давно сформирован и для себя я знаю, что «добро» и что «зло», с чем я могу примириться, а с чем - никогда). Но мало того, я ведь не могу отнестись к ним и равнодушно. Ведь это люди, которые всё ещё принадлежат Системе, которая мне противна, но в то же время они являют собой интереснейшие объекты для изучения и понимания этой самой Системы. Это люди, игнорирование и отрицание памяти которых может скорее навредить, нежели помочь. Это тот пласт воспоминаний, который помогает осознать не только наше прошлое, но и современность.
В чём мне точно помогла летняя школа, так это ещё раз понять те трансформации, которые происходят с памятью старшего поколения сегодня. Свойство человеческого сознания абстрагироваться от всего плохого, от трагичного превращается у него во внутренние и внешние запреты для памяти, которая со временем и в совокупности становится памятью общей, коллективной, национальной.
Эта память чаще всего проста, даёт ответы на то, почему, когда и как всё происходило, не оставляет места сомнению. А свою главную силу видит в транслировании и активном продвижении этой «объективной», выстроенной в духе «исторического материализма» и «последних постановлений партии» правильной истории в массы.
Бороться с такой памятью часто или бесполезно, или малоэффективно. Да и нужно ли это тем, кто является её носителями? Скорее это нужно людям нового поколения, тем, кто способен воспринимать критически осмысленные факты и аргументы, и кем невозможно манипулировать идеологическими штампами советской эпохи.
Конечно, это всё очень непросто. Мы выросли ещё в «то время». Наши родители и школа воспитали в нас веру в непогрешимость исторического пути, которым шёл СССР. И она, эта вера, в том или ином виде ещё в нас сидит. По сути, мы стоим перед неким вызовом: Как нам быть с этой историей? Что нам сегодня с ней делать? Как совместить две противоположные тенденции, два взгляда, два отношения к ней? Как не оскорбить? Как не потерять с памятью о трагедии, воспоминания о человеческом величии и героизме?
Вызов этот суров. Можно отмахнуться, пройти мимо и остаться тем самым пресловутым «потерянным поколением». Ведь слишком сложно, слишком многое непонятно, слишком больно... Но может быть пора уже жить и помнить по Совести? Может быть, пора назвать вещи своими именами? И, наверное, только тогда мы можем быть уверены в том, что нашим детям и нашим внукам не будут рассказывать на уроках истории об ударниках-комсомольцах, построивших родной город.
[1] Кукушкин И. Г., бывший старший надзиратель политзоны ВС-389/36 (деревня Кучино, Пермский край), в настоящее время - сотрудник Мемориального музея истории политических репрессий «Пермь-36», существующий на базе этой бывшей зоны.
Кургузов В. К., бывший надзиратель политзоны ВС-389/35 (пос. Центральный, Пермский край), в настоящее время - основатель и директор общественного музея при колонии ИТК-35.
Роберт Латыпов